Кристофер Бакли - Охотник за судьями

Через час после того, как стихли выстрелы, Ханкс и Благодарна поняли, что Балти не явится на встречу. Ханкс сгорбился на банке и уронил голову на руки.

Птица, сидящая на плече у Благодарны, прижала клюв к ее щеке, мокрой и блестящей в лунном свете.

Петер Стёйвесант сердито смотрел через стол на перевязанного человека в наручниках, окруженного четырьмя обозленными солдатами. Губернатора подняли с постели в пять утра ударами в дверь.

Старина Петрус пытался понять, как это вышло, что операция обернулась такой чудовищной катастрофой.

Стражник мертв — горло перерезано, Кунц мертв — убит неизвестным. Иоханн теперь определенно потерян навсегда. А этот англичанин по-прежнему здесь.

Одна радость: Кунц, двуличный негодяй, уже никому не сможет рассказать, что генерал-губернатор Новых Нидерландов пытался обменять сознавшегося английского шпиона на попугая.

Но по сравнению с потерей Иоханна это совсем не утешало. Какая судьба ждет его в руках второго англичанина? Старина Петрус вздрогнул, представив себе ощипанного Иоханна: он дрожит от холода рядом с кучкой красивых ярких перьев, ожидая удара топором.

Надо поговорить с этим англичанином наедине. Выяснить, что ему известно.

— Laat ons [65] Оставьте нас (голл.) . .

Сержант запротестовал: пленник опасен! Он перерезал горло Яну! Стёйвесант пронзил его взглядом. Стражники удалились.

— Итак, — вздохнул Стёйвесант, — теперь я должен вас повесить.

— Что? Почему?

— Стражник убит.

— Это Кунц его убил.

— Кунца нету, он не может сказать ни да ни нет. И в любом случае за убийство стражника во время побега полагается смерть.

— Послушайте! Кунц перерезал ему горло, потом угрожал застрелить меня, если я с ним не пойду.

— Вас заставили бежать? Какая оригинальная линия защиты.

— Это не линия защиты! Это правда, черт побери все на свете! Я сплю, и вдруг глядь — Кунц перерезает этому человеку горло и тычет в меня пистолем. Потом вдруг откуда ни возьмись появляются Джонс с индейцем — телохранители цареубийц, которых, как вы настаиваете, здесь нет, — и требуют, чтобы Кунц отдал меня им. Он отказался, и индеец проткнул ему почку. А ваши фузилеры открыли огонь и умудрились не попасть в них, а мне отстрелить ухо, будь они неладны. Весьма прискорбная последовательность событий, но я не вижу, почему из-за нее надо вешать меня.

Стёйвесант верил англичанину. Он не из тех, кто способен перерезать человеку горло. Чертов Кунц! Почему он не мог просто треснуть стражника по голове? Обязательно надо было его убить и тем вконец осложнить дело. Теперь у Стёйвесанта нет иного выхода, кроме как повесить Сен-Мишеля. Иначе гарнизон взбунтуется. Но Иоханн…

Вдруг Стёйвесант понял, что надо сделать: приговорить англичанина к повешению, но отложить исполнение приговора. Сказать, что дело требует согласования с Амстердамом. Если англичанин и в самом деле порученец Британской Короны, как он утверждает, тут есть еще и дипломатический аспект. Подождать полгода. К этому времени все уже всё забудут. Объявить, что в Амстердаме приговор заменили на пожизненную работу на плантациях. Отправить англичанина туда, и дело с концом. Очень элегантное решение.

Но что же цареубийцы, этот Джонс и убийца-индеец? Губернатор не может допустить, чтобы они рыскали по его городу. Надо навести справки. Устроить поиски.

Стёйвесант размышлял обо всем этом, когда Балти произнес:

— Кунц сказал, что меня должны обменять на вашего попугая. Не иначе как все это делалось с вашего ведома.

Стёйвесант застонал. Англичанин не просто дурак. Он — Платонов идеал дурака. Он только что скрепил собственный смертный приговор. Как теперь отложить казнь? Англичанин до последней минуты своей жизни будет рассказывать направо и налево, что генерал-губернатор Новых Нидерландов участвовал в заговоре с целью обменять его на своего ручного попугая.

Англичанин продолжал молоть языком. Звучало это так же приятно, как горсти камушков, кидаемые в окна.

— Можете не сомневаться, сэр, — говорил Балти, — что я обращусь с жалобой непосредственно к капитану Николсу, когда он прибудет вместе со своим флотом .

Стёйвесант посмотрел на часы. Было шесть утра, самое начало седьмого.

— Думаю, у вас не будет такой возможности.

— Почему?

— Разве что он прибудет до девяти утра.

— Не понимаю.

— Повешения совершаются в девять утра. Таков обычай. Но когда полковник Николс прибудет, я передам ему ваши жалобы.