Владимир Щербак - Продам свой череп

... Нас, колонисток, встретили в гимназии настороженно, за глаза называют: «эти воображули петроградки», хотя поводов мы вроде бы не давали. Особенно старается местная достопримечательность, гордость гимназии Верочка Кедроливанская. Обладательница красивой фамилии, ослепительной внешности, к тому же круглая отличница, очевидно, увидела в нашем появлении покушение на её популярность и начала распространять про нас всякие сплетни. Особенно неравнодушна ко мне, узрев, очевидно, прямую свою противоположность; встречаясь со мною в коридоре, презрительно щурит глаза, поджимает губы и цедит только одно слово: «Ненавижу!».

Говорит в основном о своих женихах и о скором поступлении в Женевский университет. Изредка зачитывает из своего альбомчика дурацкие стишки, вроде такого:

Когда-нибудь я не выдержу и дам и ей коленкой крепкого поджопника!»

Всю неделю девчата ждут воскресенья. Не только потому, что не надо ехать в город на учёбу - по воскресеньям во второреченской колонии балы, точнее, танцы.

Никого не смущало то, что граммофон был старый, то и дело выходящий из строя, иголки тупые, пластинок мало, что не было достойных партнёров и танцевали в основном друг с дружкой, или, как говорят, «шерочка с машерочкой»... А если какую пригласит воспитатель, это уже почти счастье, ведь взрослых мужчин в колонии мало и танцевать они предпочитают с дамами - воспитательницами и медсестрами.

Девочки, чтобы к танцам сохранить лёгкость и, так сказать, эфирность, ужинали очень умеренно, а то и совсем воздерживались от еды, припрятывая воскресные пироги или лепешки в дортуаре на «после танцев». Затем начинались приготовления. Девочки менялись туалетами, советовались... Долго приставали друг к другу с просьбами быть «вполне искренней» и «положа руку на сердце» ответить «идёт или не идёт» ей то или иное платье? Подшивали, примеряли, причесывались. Волновались страшно.

Мальчики-младшеклассники тоже любили танцы и готовились к ним на своей половине казармы со всем тщанием: вытаскивали из-под матрасов праздничные брюки; от недельного лежания под спудом складки на них выглядели необыкновенно эффектно. Каждый хвастал, говоря непременное: «Смотри, какие острые - масло можно резать!» Непослушные вихры смазывали репейным маслом, для того, чтобы сделать «взрослую» причёску...

Но вот все приготовления кончены. Кто-то из воспитателей крутит ручку граммофона, осторожно подводит иглу к пластинке и после противного шипения, длящегося несколько томительных секунд, в зале возникает чудесная музыка - вальс «Фантазия».

Аякс подходит к Лене, щёлкает стоптанными каблуками и, учтиво склонив голову на грудь, говорит:

- Позвольте пригласить вас на тур вальса!

Она, поддерживая правила игры, делает книксен, мол, согласна, после чего кладёт руку на плечо мальчугана, и он, гордый и смущённый одновременно, начинает кружить свою даму. Их не волнует разница в росте и возрасте, они полностью отдаются музыке...

Эти воскресные балы стали предметом жгучей зависти колонистов-островитян. Как мусульмане в Мекку, так все мальчишки-старшеклассники мечтали попасть на Вторую Речку, но их не отпускали с острова - далеко и опасно: в городе постреливали. Однако некоторые горячие головы срывались в самоволку. Правда, кроме желания, надо было иметь ещё и деньги: билет на катер «Люнет», обслуживающий линию Владивосток - Русский остров, стоил дороговато - 25 копеек, а кроме того, надо было платить за проезд на пригородном поезде или на извозчике. Это мало кто мог себе позволить, и почти все ездили «зайцами».

Но и на острове были свои развлечения...

Ребята, как известно, переимчивы, как обезьянки. Сводили их как-то раз на выставку знаменитого московского поэта и художника Давида Бурлюка, непонятно как оказавшегося во Владивостоке, и на другой день вся колония принялась малевать на листах бумаги разноцветные кружочки и линии, рассудив, что могут рисовать «не хуже того футуриста». В другой раз сходили в театр на Светланской, посмотрели какой-то дрянной спектакль - и тут же решили:

- Даёшь свойтеатр!

- Запросто!

- И поставим не какую-то там «Смерть в будуаре», а классику!

- Предлагаю «Фауста» Гёте. Чур, я Мефистофель!

Стали читать эту бессмертную трагедию, но до конца не осилили.

- Да, в этой пьесе про чёрта сам чёрт ногу сломит...