Николай Аксаков - Дети-крестоносцы [Историческая повесть для юношества. Совр. орф.]

— Бунтовать! — загремел он диким, нечеловечески-диким голосом. — Я проучу вас, мои голубчики. В воду первых попавшихся негодяев!

Матросы бросились исполнять приказание и несколько мальчиков полетело с борта в негостеприимную морскую стихию.

Бунт поневоле должен был прекратиться.

Тяжелую ночь провели на палубе несчастные дети. Страшные сны снились им, и не раз тишина ночи оглашалась печальным их стоном.

На утро новая скорбь и новое разочарование. Корабль их одиноко скользил по морской пучине. Куда же девались остальные корабли? Что сделалось с ними? Куда девались все их товарищи?

Ответ на эти вопросы был ясен даже и для неопытных детей-крестоносцев.

Очевидно корабли разъехались в течение ночи. Очевидно их везут в разные места. Очевидно их везут не к Иерусалиму. Куда же везут их?

Прошло несколько дней и на палубе раздались громкие крики:

— Берег! Берег!

Сердца крестоносцев забились. Обманутые дети все-таки надеялись увидать Иерусалим и его окрестности или по крайней мере ту страну, в которой находится Иерусалим.

Бедняги не знали, что и в африканский берег бьется своими волнами негостеприимное для них Средиземное море.

Судьба детей-крестоносцев решилась скоро. Прошло несколько дней. Их вывели на большой рынок в африканском городе и там поштучно продали в рабство людям, одетым в пестрые халаты и широкие разноцветные чалмы.

Такая же судьба постигла в других городах и остальных севших одновременно с ними на корабли немецких детей-крестоносцев. Такая же участь постигла позднее и значительную часть двинувшейся с севера Франции армию Стефана.

Так кончилась печальная история крестового похода детей. На этом, строго говоря, должен был бы получить окончание и наш рассказ, но нам хочется еще раз взглянуть на нашего Николая.

Перенесемся для этого в Каир.

В подвале богатого мусульманского дома умирал молодой невольник. Он был один, совершенно один. Вот уже второй день никто не приходит к нему, никто даже не взглянул на него. В этом невольнике трудно было бы узнать нашего Николая, а это — однако же он.

— Господи! — шепчет он своими побледневшими устами. — Ты знаешь, что стремление всей жизни моей было причаститься св. тела и крови Твоей. Но я был еще мал на родине, а здесь нет священника. Допусти же меня, Господи, до полного созерцания святого лица Твоего [2] Мы вложили в уста Николая подлинные, сохраненные для нас историей, предсмертные слова одного из детей-крестоносцев. .

Судороги подернули истомленное лицо Николая, и душа бедного невольника улетела в светлый мир вечной свободы.

Запрещение причащать детей явилось в западно-католическом мире весьма не за долгое время до крестового похода детей.

Мы вложили в уста Николая подлинные, сохраненные для нас историей, предсмертные слова одного из детей-крестоносцев.