Антонин Згорж - Один против судьбы [Sam proti osudu]

Поэзия Гёте давно притягивала Бетховена. Только неделю назад он закончил музыку к трагедии «Эгмонт», она должна была идти вскоре в венском театре.

Беттина была талантливой рассказчицей: перед ним возникали живые картины жизни гостеприимного дома в Веймаре, фигуры желанных гостей, звучали мудрые речи Гёте. Девушка оказалась не такой наивной, как это можно было подумать. Она повторяла, почти дословно, серьезные суждения об искусстве, услышанные ею в разное время, которые она быстро усваивала.

Это она переняла у своего брата-поэта, размышлял Бетховен, слушая ее. Однако подозрение это было необоснованным. Беттина обладала незаурядным умом и была образованна. Композитор постепенно попадал под ее обаяние, девушки, очаровательной и остроумной, так отличавшейся от жеманных и необразованных девиц из мещанских семей. Как и Гёте, он был захвачен бурным потоком ее речей, искренних, страстных. Беттина постоянно была чем-то увлечена. Он говорил с ней откровенно:

— Стихи Гёте сильно увлекают меня не только своим содержанием, но и ритмом. Его язык меня волнует и буквально понуждает к сочинительству. Из этого волнения возникает мелодия, и я должен разрабатывать ее. Музыка — это как бы переводчик между духовной жизнью и нашими чувствами. Я хотел бы поговорить об этом с Гёте, если бы мог рассчитывать быть понятым.

Давно уже мечтал он о встрече с Гёте, и ему показалось, что Беттина могла бы быть посредницей между ними. Он неуверенно заговорил о такой возможности.

— Конечно, — просияла девушка. — Давно уже следовало вам встретиться — величайшему поэту и величайшему композитору Германии! Я непременно позабочусь об этом.

Бетховен растроганно поблагодарил ее. Никогда он не навязывал свою дружбу никому, но слишком сильным было желание встречи с великим поэтом. Обрадованный Бетховен не заметил, как согласился пойти на обед, ради чего девушка и пришла, от чего поначалу отказался.

Он расправил свои густые волосы двумя руками и отыскал шляпу. Беттина была немного озадачена. Она разглядывала его старый сюртук оливкового цвета, с обтрепанными манжетами и порядком залоснившимся воротником. На груди, словно знаки отличия, выделялись застарелые чернильные пятна.

— Мой дорогой маэстро, — сказала она немного неуверенно, не переставая улыбаться, — простите за дерзкий вопрос, но не забыли ли вы сменить свой домашний костюм на парадный?

Бетховен ответил молниеносно:

— Если вам нужен не я, а мой фрак, я могу послать его обедать вместо себя! Вы посадите его там за стол.

— Но, маэстро! — лукаво прищурила глаза Беттина. — Если даже вы явитесь к нам в одном жилете, и то будете самым драгоценным гостем. Я сказала про костюм только потому, что сегодня впервые в жизни пойду по городу с таким прославленным человеком. Это меня очень радует. Но мне хотелось бы, чтобы память об этом событии не была связана с этими двумя чернильными пятнами на сюртуке. Пойдемте, я помогу вам выбрать из вашего платья то, что больше всего к лицу вам.

Со смехом и шутками они нашли нужное, и наконец Бетховен вышел из дома вместе со своей изящной спутницей, облаченный в синий фрак. Однако через несколько шагов он остановился:

— Простите, милая, я должен на минутку вернуться.

Он быстро проскользнул обратно в дом и вскоре появился в дверях.

— Я поступаю в соответствии с вашим желанием, — сказал он с плутовской улыбкой. — Если для вас в самом деле является удовольствием пройти по улицам Вены с Бетховеном, я обязан предотвратить возможность подозрений в обмане. Никто бы вам не поверил, что это был я, если бы видели этакого франта в костюме, который я надеваю, только когда дирижирую.

— Отлично, — согласилась Беттина. — Но тогда обещайте мне, что всю дорогу будете держать руки сложенными на груди. Не обязательно каждый встречный должен видеть, как композиторы брызгают чернилами на свою одежду. А кроме того, это будет выглядеть так, будто вы все время прижимаете руку к сердцу и признаетесь мне в своих чувствах, а это приумножит мою славу.

Он выслушал ее и двинулся вперед. Потом опять остановился.

— Вы думаете, что мне следует держать руки все время так, и во время обеда?

— Непременно! Закрывая пятна!

— А обед будет хороший?

— Отменный!

Он громко рассмеялся:

— Вы думаете, что вам в угоду я буду только смотреть, как другие едят? Мне это не подходит! — Он повернулся и снова исчез в доме.

Беттина стояла на мостовой в раздумье. Что он — рассердился? Может быть, обиделся? Знакомые предупреждали ее, что Бетховен под влиянием растущей глухоты становился все более и более раздражительным, нужно быть очень и очень осторожной с ним! «Что же делать? — раздумывала она. — Вернуться за ним? Уйти?» И вдруг увидела его выходящим из дома. Он шагал в новом синем фраке, в том, который уже заставляла его надевать Беттина.