Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Затем Брюль приказал во всех полках уплатить за текущий месяц жалование и взять расписки с офицеров. На следующий день он представил его величеству клятвенное удостоверение от генерального военного кассира и расписки офицеров. Что касается полковника, подавшего жалобу, то его Брюль считал «невменяемым».

Таковы были проделки его высокопревосходительства.

Безукоризненный придворный. Король и премьер. Кумовство. Любовник графини. Жестокое наказание. Образ жизни фаворита. Две любовницы.

Брюль пользовался безграничной властью над королем. Этого он добился своим безотлучным пребыванием при нем, старанием льстить и угождать ему во всех прихотях.

Брюль отличался приятной наружностью: он был среднего роста, но красивого сложения, обладал изысканной утонченностью в манерах и необыкновенной привлекательностью в обращении. Получив поверхностное образование, он, однако, покровительствовал искусствам, любил поэзию и музыку, вообще имел вкус, но довольствовался ролью мецената. Придворный этикет он знал до тонкости. Его любимой поговоркой было: «Мы все актеры, дело только в том, кто лучше исполнит свою роль».

При этом Брюль умел придать своему лицу выражение необыкновенной честности и откровенности. На словах он всегда был учтив и предупредителен. Он постоянно повторял своим собеседникам: «Я к вашим услугам; я ваш преданнейший и покорнейший слуга». Его покорность и предупредительность в обращении с королем были неподражаемы.

Август III был «добрый бюргер», по словам одного нунция, очень добродушный, благоразумный, но беззаботный монарх. Он имел некоторые познания, но был беспечен, равнодушен, изнежен и ленив по характеру. Люди, удостоившиеся его доверия, могли распоряжаться его волей по желанию, но его трудно было поколебать в раз принятом решении.

На Брюля ему указал его отец, Август Сильный, и потому Август III поручил Брюлю управление страной, сам нисколько ни о чем не заботясь. Премьер проводил все время после обеда в покоях короля и оставался при нем, не говоря ни слова. Флегматичный король курил табак, расхаживая по комнате, а когда он обращался к любимцу с вопросом:

— Брюль, есть ли у меня деньги?

— Есть, ваше величество! — был неизменный ответ.

Брюль никогда не покидал короля. Он был также его постоянным спутником во время охоты. Кроме него никто не имел прямого доступа к королю. Этой привилегией пользовались только креатуры Брюля, занимавшие должности камергеров, камер-юнкеров или камердинеров.

Ни один лакей не поступал на службу короля без одобрения Брюля, считавшего маленьких людей самыми опасными из-за их постоянной близости к господам. С ними монарх мог беседовать, не стесняясь. Брюлю хорошо было известно, какой властью такие люди иногда пользовались над сильными и могущественными властителями. Пример Фридриха Великого и его камердинера Эверсмана служил тому подтверждением. Знаменитый министр, ни перед кем не склонявшийся, преклонялся перед этими ничтожными и незначительными людьми.

Самые тщательные меры были приняты, чтобы отстранить короля от общения с окружающим миром. При выездах Августа III с дороги сгонялись все экипажи, чтобы никто ему не встречался. Даже когда король отправлялся в церковь, соединенную с замком крытым ходом, зрителей и посторонних людей просили удалиться.

Таким образом король отчуждался от своего народа; он жил невидимо в заточении. Ни один из саксонских министров во время управления Брюля не имел возможности говорить с королем наедине.

Граф распределял все должности при Дворе и в государстве между своими родственниками и креатурами. Из своих трех старших братьев он первого сделал тайным советником, второго обер-шталмейстером, третьего генералом и тайным советником, и всех трех возвел в графское достоинство.

Родственникам со стороны своей сестры, Иоганны Элеоноры Фолькмар фон Берлепш, по мужу, он тоже покровительствовал: зять был назначен посланником в Мадриде; муж одной из его племянниц, граф Остен Сакен, был посланником в Петербурге; его племянник — послом в Лондоне.

Брюль пользовался двумя средствами: возвышением и устрашением. Даже в его время были люди проницательные, которые понимали его и не скрывали своего мнения о нем. Но таким смельчакам приходилось платиться; повод к аресту найти было нетрудно, и они переходили из одной крепости в другую: из Кенигштейна — в Зонненштейн.

По смерти всемогущего министра тюрьмы были переполнены людьми, восставшими против его злоупотреблений.