Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

«Комендант должен наблюдать день и ночь за охраной порученной ему пленницы, назначая и проверяя приставленный к ней караул. Никто не должен проникать в крепость без ведома коменданта, капитана Гейнекена. Ни майор, ни капитан Гейнекен не должны оставаться с графиней наедине, но всегда вдвоем. Им запрещено с ней обедать. По ее желанию она может посещать церковь, но при этом ни с кем не разговаривать. Прогулки в саду она может совершать в сопровождении майора и капитана, но при этом у входа в сад следует поставить караул. Графине можно доставлять все для нее потребное, но при том следует тщательно осматривать ее книги, одежду и белье. Чернила, бумагу и перо ей иметь дозволяется, наблюдая за тем, чтоб она никаких писем без ведома майора не отсылала. Лица, имеющие с ней деловые переговоры, могут допускаться в присутствии коменданта. Деньги графине в руки не давать; они должны храниться у капитана Гейнекена. Оружие держать при себе графине запрещено. Ночью лейтенант должен оставаться при карауле и ему предписывается совершать обход каждые два часа. С графиней следует обращаться вежливо и предупредительно».

В первое время своего заточения графиня никаким другим ограничениям не подвергалась. Ей на время предоставили право распоряжаться ее имуществом.

Ее управляющий в Пильнице наблюдал за имением, а делами ее заведывал доверенный, с которым ей удалось завязать сношения, несмотря на строгость надзора. Ее посредником служил аптекарь в Столпене, которого она сумела привлечь на свою сторону.

Король вскоре пожелал взять у нее обратно имение Пильниц, но графиня отказывалась расстаться со своим поместьем. Ей предложили взять в обмен имение Цабельтиц, но она и на это не соглашалась.

Наконец решили действовать силой: постановлено было отобрать у графини Пильниц, назначив ей ежегодную ренту, пока она не согласится принять за поместье назначенную цену, а именно — 64 тысячи талеров.

Август, желая сохранить имущество, дарованное Ко́зель для ее детей, не дозволял расточать или раздавать его разным «странствующим рыцарям», под каким именем подразумевались господа вроде полковника Тинена или д’Ошармуа, которых графиня дарила своей милостью.

Ее уговаривали указать то место, куда она укрыла большую часть своих драгоценностей, предлагая ей взамен некоторую самостоятельность.

Она могла бы добиться освобождения, если бы сама этого пожелала. Но самые благожелательные советы в этом отношении ни к чему не привели: графиня упорно отказывалась дать сведения о своих вещах.

К ее несчастью, вскоре умер комендант Велен, и его место занял полковник Боблик, человек ограниченный, исполнявший предписания с большой строгостью. Примером служит следующий случай.

Во время болезни графини врач предписал ей промывательное. Так как прислуга не умела взяться за дело, то послали в Столпень за фельдшером, но комендант, строго придерживаясь буквы приказа, не впустил фельдшера в комнату больной, приказав остановиться на пороге двери. Фельдшеру ничего не оставалось, как удалиться со своими инструментами. Этим дело еще не кончилось. Боблик составил доклад об этом событии, представив его на рассмотрение «тайного совета». В этом докладе он сообщил о своих соображениях на счет опасности допускать фельдшера к графине ввиду возможности тайных переговоров между ним и ею.

По этому поводу действительно состоялось совещание в «тайном совете», и был составлен подробный протокол. Всему этому трудно поверить, однако, документы сохранились. Пока происходили донесения, совещания, заключения и предписания, прошло немало времени и средство оказалось уже ненужным.

После смерти короля польского у Ко́зель ожили надежды. Вообразив, что наступил конец ее заточению, она писала письмо за письмом сыну и наследнику своего прежнего возлюбленного, а также обращалась к жене курфюрста.

Однако, просьбы графини остались без ответа; согласились только доставить ей некоторые облегчения. Ей дозволили читать газеты, принимать знакомых и иметь свидания с детьми.

Она совсем состарилась и примирилась наконец со своей судьбой. Ее высокомерие исчезло, и гордость сломилась. Чего могла она ожидать от жизни на свободе? Она стала чужда всему свету; все ее прежние знакомые давно ее оставили, разъехались или умерли. Жизнь при Дворе совершенно изменилась, никаких отношений к ней графиня уже не имела.

Она стала одинока в своем одиночестве.

Когда дом, в котором она жила, был поврежден молнией, графиню переселили в башню св. Яна, где она и прожила до самой смерти.