Петрило тоже вышел из кустов и подошел к сыну:
— Пусти, малый, я покрепче тебя, я и потащу!
Когда доплелись до родной хаты, — навстречу им вышла бледная, исхудалая женщина:
— Пришли, родимые! уберег господь вас!
Из соседних хат выползли старики, выбежали ребятишки и, притихшие, окружили Петрило и Жданка.
А жена продолжала радоваться, что муж и сын вернулись целы и невредимы:
— Слышно было, как окаянные проходили стороной, где-то в другом месте, видно, насытили свою утробушку. — Потом, вспомнив, спросила: — А где же Гнедко?
Петрило закрыл лицо руками и ответил глухим голосом, точно с трудом выдавливая из себя слова:
— Нету Гнедка, мать! Увели…
— Что же делать-то будем без коня! Как будем жить без Гнедушки! Кормилец он ведь наш!
И мать залилась слезами.
Петрило не произнес ни слова, а потом поднялся, затянул кушак и сказал твердо:
— Полно плакать, — этим не поможешь! Без коня работать не можно! Задамся [2] «Задаться за кого-нибудь» — получить ссуду либо деньгами, либо инвентарем; получивший ссуду земледелец должен был ее отрабатывать владельцу, то есть попадал к нему в зависимость.
за боярина, за Гордяту нашего.
Мать внимательно посмотрела на мужа, а потом перевела глаза на Жданка.
— А с ним-то как? И на него ряд? [3] Ряд — договор.
— Упаси бог! Увезу его в Киев! Пусть поживет в городе покуда, он малый смекалистый — выучится рукомеслу какому-нибудь! А там, гляди, и мне поможет откупиться. Вот хотя бы Тудор, отвезу к нему; помнишь Тудора?
— Как не помнить!
— Знатный он мастер — кузнец по золоту.
Сначала у матери глаза заблестели, а потом, как вспомнила, что надо расстаться со старшим сыном, глаза у нее наполнились слезами.
Через пять дней Петрило отправился на боярский двор, потолковал там и вернулся, ведя под уздцы коня. Конь был добрый: широкая спина, узкая морда, правый глаз немного косил, — видать, хитрый конь, умный. Петрило похлопал его по спине:
— Шерсть-то у него какая, мать! ровно шелковая, и блестит!
Малуша, — так звали жену Петрилы, — сказала с укором:
— А Гнедка ты уже и позабыл!
— Нет, зачем забывать! Но нет Гнедушка, так что же делать?
Малуша побежала в клеть и принесла охапку свежего сена. Сено так вкусно пахло, что конь тихо заржал, и Малуша прослезилась: «Живи у нас, Воронок! может быть, мы тебя навсегда выкупим». Но тут же снова, как вспомнила про отъезд Петрилы и то, что он увезет с собой сына, так горько ей стало, что уже не могла сдержать горючих слез. Теперь того и гляди, чтоб не попал Петрило в холопы навсегда; и сын уезжает в город — надолго ли? Кто знает, когда она увидит кудрявого своего любимца?!
Высоко на горах стоит Киев.
К востоку от города, у подножья гор течет Днепр. Широкая, могучая река — надежная защита от неприятеля: нелегко перебраться через такую реку; с северной стороны крутые горы и глубокие пропасти — помеха врагу.
Не добраться ему и с юга. Здесь густые, дремучие леса, непролазные дебри, тоже кручи, тоже пропасти…
А вот с запада нет Киеву природной защиты: ни высоких гор, ни глубоких оврагов. Поэтому враг всегда норовит ринуться на город с западной стороны.
Так, в начале XI века напали на Киев хищные степняки-печенеги; они совсем близко подошли было к городу, но киевляне, во главе с князем Ярославом, вышли навстречу врагу в открытое поле. Произошла злая сеча; киевляне разбили печенегов.
Однако после этой битвы пришлось задуматься киевлянам, как оградить себя от новой напасти, от новых набегов из степи; стали насыпать валы, сооружать деревянные стены на валах — «ставить столпие».
На том месте, где киевляне доблестно сразились с врагами, князь Ярослав построил храм и назвал его храмом святой Софии, подобно тому, как назывался главный храм в Константинополе — столице Византийской империи.
Золотом сверкают купола на киевской Софии, прекрасны обширные галереи, примыкающие к храму, сквозь которые открываются несравненные по красоте виды на холмы и долины, окружающие Киев.
Сильно разросся Киев к середине XI века.
Трое ворот вели теперь в Киев: одни с севера — отсюда шла дорога на Галич; другие, Лядские, — с юга, из дебрей, и Золотые — с запада.
Читать дальше