— Немало! — присвистнул один из ярыжек. — А как платят за такую работу?
— По 15 алтын за тысячу штук.
— Сносно. А сколь кирпичей в печь сажают?
— По-разному. Зависит от величины самой обжигательной печи. И по 25, и по 40, и по 50 тысяч кирпичей. Сам обжиг длится от восьми до десяти дней. Идет уйма дров.
— А велики ли размеры кирпича, Михеич?
— Любопытен же ты, Первушка.
Михеич уже давно заприметил рослого парня с вдумчивыми вопрошающими глазами.
— Ранее кирпичи рознились, а затем были установлены государевы мерила. Длина — семь вершков, ширина — три, толщина — два вершка.
— А как, Михеич, сам кирпич выделывается, — спросил все тот же Первушка.
— В деревянных творилах, паря, кои сделаны из осиновых пластин. В творило набивали глину и уплотняли ее чекмарем , кой похож на молоток из цельного дерева.
— И каждый кирпич выходил по государевым мерилам? Но это же не пчелиные соты.
— Смышлен ты, Первушка. И меня сомненье грызло. Тыщи кирпичей, и чтоб тютелька в тютельку, под строгую государеву мерку! Но дело оказалось не таким уж и заковыристым. Для снятия лишней глины мастера применяли ножовые гвозди.
— Как они выглядят?
— Скоро увидишь. Мы здесь узкие скребки употребляем, но ножевыми гвоздями сподручней лишнюю глину ссаживать.
— После обжига кирпич на крепость испытывают?
— Непременно, Первушка. К оному делу особые дозорщики приставлены. Каждую сотню осматривают. Добрый кирпич даже ни один чекмарь не берет, а дыбы его расколоть, надо, допрежь всего, размочить кирпич в ушате с водой…
Много всего порассказал Михеич. Упрек же Надея Светешникова он воспринял с обидой. «Иноземного зодчего возьму». Ну и пусть берет. Он же без работы не останется. Искусный печник в каждой слободе нарасхват, с руками оторвут.
Надей, уняв в себе запальчивость, остановил мастера у ворот.
— Прости, Кузьма Михеич. Прытко за кладку переживаю. Не принимай близко к сердцу слова мои. Вгорячах ляпнул.
— Еще раз ляпнешь, Надей Епифаныч, уйду со двора. Я на себя кабалу не писал.
Ведал себе цену Кузьма Михеич!
Но Надей, и в самом деле, едва не лишился мастера. Вскоре из Земской избы явился приказный и молвил:
— Куземке с пятью подмастерьями велено в Приказ Каменных дел прибыть немешкотно. Завтра же им быть на Москве.
Надей жутко огорчился. Лишиться самых опытных мастеров в самый разгар работ! Пришел в Земскую избу, но староста был неумолим:
— Не в моей силе, Надей Епифаныч, указанье государева Каменного приказа отменить. Строго-настрого писано, что «ежели мастеровые люди учнут хорониться, то жен их и детей сыскивать и метать в тюрьму, покамест мужья их не объявятся». Нечего тебе было, Надей Епифаныч, своих мастеровых на Москву посылать, вот и угодили они в записные люди. По всем городам ведется сей учет. Никак, ныне в стольном граде умыслили большую постройку учинить. Завтра же снаряжай!
Но Светешников своих мастеров на Москву не снарядил: немешкотно сам отправился в московский приказ.
Дьяк Федор Елизаров уперся: ни из хомута, ни в хомут.
— Коль приписаны, быть у государевых дел на Москве!
Веско заявил, непреклонно, при всех подьячих. А коль при всех — мзду не сунешь. Пришлось Надею дожидаться дьяка у его хором на Мясницкой улице. Когда Федор Елизаров, возвращаясь к вечеру из приказа домой, увидел у калитки ярославского купца, губы его тронула насмешливая ухмылка.
— Зря поджидаешь, Надей. Аль калитой хочешь тряхнуть? Не старайся. Деньгой государева человека не проймешь.
— Ведаю, Федор Дормидонтыч. Вся Москва наслышана о делах твоих праведных. У меня и в голову не приходило, чтоб такому человеку мзду давать… Людишек-то моих, чу, на год норовишь забрать?
— На год, Светешников, — кивнул дьяк, не понимая, куда клонит купец.
— Оплата по два рубля на трудника?
— Деньги немалые.
— Несомненно, Федор Дормидонтыч. В государевой казне каждый рубль на золотом счету, и Каменному приказу убыток. А дабы казне убытка не было, надумал я передать твоему приказу, Федор Дормидонтыч, тридцать рублей серебром. На такие деньги можно большую артель каменщиков снарядить. Моих-то всего пять человек. Прямая выгода, Федор Дормидонтыч.
Дьяк головой крутанул:
— Хитер же ты, Надей Светешников, но как купца тебя не разумею. Тебе-то, какой резон в убытке быть? И что это за постройку ты надумал возвести, коя в мошне прореху делает?
— Каменный храм, Федор Дормидонтыч.
— Дело богоугодное… Заходи в хоромишки, Надей Епифаныч.
Читать дальше