Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Ты не любишь правды, – покачал головой Кехсэй-Сабарах. – Ты предпочитал наветы, доносы, сплетни.

– Оставь! Чего уж теперь! – хан растер ладонями красные и опухшие от бессонницы веки. – Я пригласил тебя для другого… Посмотри: нет ли кого рядом с нами?..

– Только мы с тобой, хан.

– Тогда слушай, мой верный пес: я дам указ, который подчинит тебе все найманские войска. Если их собрать вместе, то и сейчас их будет втрое больше этих… – Он кивнул головой за свое левое плечо. – Возьмешь несколько тойонов, прорвешься к Кучулуку. Он, Джамуха и Тохтоо-Бэки пусть соединятся и идут сюда!..

– Вряд ли они захотят подчиниться твоему приказу. Среди них нет единства, – сказал мудрый старик, что взбесило Тайан-хана.

– Ты!.. Ты тоже отказываешься подчиняться мне, своему хану?!

– Но ты снова не слушаешь моих советов, хан. Что толку барахтаться в болоте? Только еще глубже увязнешь. Зачем толкать людей на бесполезную смерть, тем более что они уже отравлены великодушием победителей и надеждой на продолжение жизни. И это правда, хан. А ты, как всегда, обижаешься на правду…

Хан рванул легонько ворот, словно пытаясь избавиться от удавки, но дух упрямства не покинул его.

– Что ж… – проговорил он. – И в обычное-то время не разберешь, где правда, а где ложь. Значит, для меня все кончено, но что я, горстка праха… Конец найманам, великим найманам! Что мне облака, которые превращаются в тучи, извергающие молнии! Ты скажи мне, великий воин, знавший моего отца: как вызволить моих людей из рук степных разбойников, о которых еще вчера никто не слышал ни в одной стране света? Почтенный старец мой, выполни последнюю просьбу своего хана – доскачи до Кучулука, чтоб соединить твою мудрость с его доблестью! Спасите нашу славу и наш народ – разбейте разбойников!

С трудом, разогнув колени, Кехсэй-Сабарах встал во весь рост и подернул сутулыми плечами, словно освобождаясь от ноши.

– Ты говоришь пустое, хан… Ты не понял меня, а значит, не поймут и Кучулук с войском…

– Предлагаешь завернуться в кошму и лечь спать?

– Еще твоему отцу я служил меткой стрелой и бьющей пальмой, я раб хана с тех пор, как помню себя, и счастлив этим. Я сказал тебе все, что думаю: не веди людей на истребление. А теперь, если скажешь – пойду, велишь умереть – умру, – понурил седую голову Кехсэй-Сабарах. – Мне не привыкать…

Хан молчал, глядя на старческие седины, которые едва шевелил ветерок. Смеркалось. Дымокуры обволакивали белесою пеленою околоземное пространство. В стане побежденных слышался смех молодых, и водная гладь отражала этот юный смех, он летел выше жердей суртов, еще необтянутых кожами, над потерявшими очертания берегами, над лесом, который в сумерках походил на Шайтан-тумул – лес дьявола, где живут мертвые.

«Значит, ни искорки надежды… А мы-то мнили себя центром Вселенной, земным отражением Бога, – горестно думал Тайан-хан. – Почему Христос Бог не поможет нам, детям своим? Почему Бог Отец не вразумит его? Почему Святой Дух позволил врагам истинной веры глумиться над крещеными, над защищающими Его учение? Значит, исполняется воля дьявола, значит, злые духи опутали твой мозг паутиной лжи, значит, воля твоя зажата в тиски неведения, а потому и постигла нас такая недоля…»

– За что мучались? За что погибали? – Губы Тайан-хана затряслись от обиды и гнева. – Я говорю о наших предках! Они думали, что выполняют волю Бога! Но сегодня Бог отвернулся от их детей, и все созданное веками пущено по ветру! Где Бог?! Где правда и справедливость?!..

– Не гневайся, великий хан… – не поднимая головы, ответил старый полководец. – И Бога своего не гневи… Мы – роса земная, что мы успеваем понять на веку? А уж постичь небесные замыслы никому из смертных не дано. Я думаю только, что Бог испытывает нас: страшное испытание для слабой души. А сильная – озарится. Значит, мы неправильно жили, вознеслись, возгордились… Не так, хан?

– Ты прав…

– Забыли мы, что на все воля Божья, а не наша. И Бог поможет нам, если ты осознаешь свою сыновью гордыню, – спокойно закончил старик.

Хан взглянул на него с надеждой, будто на посланца самого Бога:

– Правда?!

– Я верю в это.

Тяжкий стон исторгся из груди хана. Искорки надежды истаяли в его глазах. Кехсэй-Сабарах с жалостью и печалью смотрел на своего хозяина. Еще вчера стоило тому показать свой норов, как все кругом, казалось, ужимается в размерах, сгибается в поклонах. О, Господи, хоть ты и видишь все со своей вышины, но как же ты жесток, что не даешь вовремя смерти. Так думаю я, одна из твоих тварей, доведенная до позора и отчаяния…