Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Вот так и я унижен за то, что пренебрег тобой… – выговорил хан трудные слова. – Поделом… Старый сапог всегда теплее нового…

– Если не прохудился, – добавил тойон.

– Это голова моя прохудилась! – хлопком ладоней хан убил комара, которого доселе не замечал.

– Не могу сказать, что я легко расправился бы с монголами, – сказал Кехсэй-Сабарах. – Может быть, не стал бы идти в загон, как скотина, которую тянут за веревку. Одно скажу: немало войск повидал я на своем веку, но в скором времени, я уверен, никому не устоять перед монголами – детьми пестрой лани и серого волка…

Тайан-хан заерзал в кресле, стал руками разминать затекшие ноги, мять их, словно это было горло врага.

– Молчи! – проговорил он. – Мы, найманы, не должны были дать им и глаз раскрыть! А все из-за наших распрей! Надо было с самого начала похода войско отдать тебе, а Джамуху с Тохтоо-Бэки отправить на охоту, вперед, чтоб выпустить из монгольских бурдюков забродившее архи!.. Но наши тупицы не захотели делиться славой… Вот вам и слава!

– Погляди на облака, мой тойон! – спокойно сказал старик. – Они кочевали по небу до нашего с тобой рождения, будут кочевать и после нашей кончины… Они вечны. Рождается облачко, наливается тяжестью, сталкивается с другим и извергает из себя огненные стрелы… Стрела сжигает дерево, дерево сжигает тайгу, и на месте пала вырастают другие деревья, а на увлажненных грозой и ливнями полях колосятся новые травы… Так и народы: облако, туча, гроза и – исход. Но все начинается сначала, и нечего нам искать виновных. Что мы изменим, если даже и отыщем их?

Тайан-хан не захотел смириться:

– Ты говоришь не как воин, а как китайский книжник!

– Это я сейчас так говорю, – настаивал на своем Кехсэй-Сабарах. – Сколько раз, вспомни, я пытался убедить тебя в ненадежности Джамухи: ведь он андай Чингисхана! А Тохтоо-Бэки – этот разиня? Может ли быть мудрым человек, всю жизнь потративший на преследование своего же старшего брата?.. Не ты ли отталкивал от себя друзей и приближал доносчиков? Вот плоды!

– Как понять: кто друг, кто враг? Все нашептывают на ухо, и ты тоже…

– Я себя в бою утверждал… не возле твоего уха…

– Вот и Джамуха с Чингисханом побратимы. Вместе в бабки играли в детстве. Джамуха рассказывал: выходим, говорит, на лед и играем. Они обменялись стрелами, стали одной душой, а теперь – враги! Кому верить?

– Тому, кто не предавал. Наши предки истребляли весь род предателей, не щадили и детей, а они были не глупее нас…

– Где истоки, где начало предательства – как знать?

– Тэмучин и Хасар не пощадили брата Бэктэра, когда узнали, что он предатель. Так люди говорят!..

– Люди наговорят! – раздраженно усмехнулся Тайан-хан. – Уже наговорили! Те же люди рассказывают, что убили они его по неразумению за то, что он отнимал у них дичь и рыбу, и что он будто бы сказал перед смертью: «Думаете ли вы о том, с чьей помощью можно исполнить непосильную для вас месть за обиды, нанесенные тайчиутскими братьями? В минуты, когда у нас нет друзей, кроме своих теней, нет плети, кроме бычьего хвоста!» – а потом сел на корточки и дал себя застрелить. Вот и пойми этих людей!

Усмехнулся старый Кехсэй-Сабарах, присел на корточки перед ханским креслом так, чтобы смотреть хану в глаза.

– Да, Тэмучину было тогда лет шестнадцать, – сказал он, – но ты, хан, взрослый мужчина, скажи мне: кто мог слышать слова Бэктэра, кроме братьев, убивших его? Кто мог знать его последние слова, чтобы рассказывать об этом людям? Такой оборот дела был выгоден Тэмучину, чтоб не запятнать род слухами о предательстве Бэктэра! В шестнадцать лет он был умнее нас с тобой нынешних, хан. Это нам с тобой нужно в альчики-бабки играть, а не войны вести!.. А если говорить о предательстве, так оно окружает каждого великого военачальника и в какой-то момент губит его…

Так сказал старый воин и замолчал, словно обессилев, но Тайан-хан уже слушал его с прежним любопытством, как ребенок слушает отца, и не хотел, чтобы тот прерывал свой рассказ.

– Кто знает: отчего поссорились андаи?

– Никто, – отвечал Кехсэй-Сабарах. – Но уже через сутки к Тэмучину стали стекаться монгольские нукеры… Даже старый друг Хорчу отделился от Джамухи и ушел к его андаю. Он якобы видел сон и во сне рыжую корову, которая рогами раскидала сурт Джамухи, норовя забодать и его самого. А комолый вол, который вез сурт Тэмучина, замычал, что, по словам Хорчу, обозначает царствование Тэмучина…

– Эхо слухов, – сказал Тайан-хан, глубоко и успокоенно вздохнув. – Жалею, что не поговорил с тобой раньше!