Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Ярко и радостно воссиял огонь, принимая дары гонимого народа.

За десять прожитых в покое дней однажды поднялся шторм, и озеро показало новичкам свой норов. С благоговейным ужасом смотрели люди, как накатывают на берег валы высотою в два человеческих роста. И даже после того, как ветер обессилел, волны озера еще таили в себе ярость и угрозу. Но, к общей радости, после шторма благополучно вернулись те, кто уходил на остров.

Угэдэй, которого не так-то легко было разговорить, с большим азартом рассказывал бабушке про богатую охоту: он один на один встретился на берегу с рыбаком-медведем, и хотел уже выстрелить, и целился в хозяина острова, но, к счастью, удержался, а медведь дал деру. Остров был больше, чем казалось издалека. Он заключал в себе несколько малых, но рыбных озер. Были на нем горы, леса и поляны. Если люди поселятся там, то голодными не будут.

Важно, что за эти десять дней люди Ожулун сблизились со здешними жителями, которые не имели многочисленных родов, но знали повадки большой воды и умели преодолевать водные преграды. Благодаря их советам дело спорилось. Люди Ожулун поуспокоились, лица их разгладились. Как же! Здесь от свежего озерного дыхания исчезли даже комары, вконец измучившие людей и скот во время перехода.

– Мы-то, бедные, всю жизнь бьемся, чтобы прокормить скот! А здесь вольготно и богато! – рассуждали нукеры.

Ожулун с мудрой усмешкой внимала этим разговорам: как быстро люди принимают желаемое за действительное! На первый взгляд, эти места, конечно ж, восхищают и поражают. А если вдуматься? Охотник никогда не разбогатеет. Более того, у него всего достаточно, чтобы не зависеть от прихотей природы, но запаса не бывает. Род охотничьего люда не умножается, потому что он сирота, не имеет крепкой коренной родни. И нет более зависимого от нужды раба, чем охотник.

Дети Солнечных Айыы, имеющие поводья, растущие из спины, мы познали поддержку и помощь Солнечных Богов Айыы. Потому и считали, что вершим только добрые и угодные дела, да суд праведный творим. Вера в защиту Богов умножала наши силы. Мы со всей страстью души верили в свое предназначение вершителей действий Айыы, исполнителей воли Айыы. Вера – великая сила. Все святые дела берут начало от веры. Рушится вера – начинается разброд…

Более всего Тэмучина тревожат сейчас войска Джамухи и Кучулука, развернувшие свои станы отдельно. Но отчего они до самого вечера так и не сдвинулись с места? Хан ясно сознавал, что стоит хоть одному из них двинуться и ударить с фланга, как тут же захлебнется его атака, а потому время от времени он посылал своим людям, преследующим врага, приказ ускорять темп преследования. Уже снизу стало видно, как найманы отступают к вершине горы.

И вот от Джэлмэ была принесена весть, что в стане Джамухи началось движение, надо было разворачивать войско навстречу грядущей атаке. Но примчался еще один вестовой с радостным сообщением, что Джамуха снялся с места и отступает. А что же горячий Кучулук? Он наверняка захочет помочь Тайан-хану, когда станет окончательно ясно, что тот терпит поражение. У него насчитывалось до двадцати мэгэнов только пешего войска и примерно столько же конного. Снова надо открывать коридор, но что будет после того, как огромная масса неприятельских войск влетит в этот мешок? Выдержит ли мешковина? Пришлось Тэмучину выставить на острие предполагаемой атаки Кучулука свои четыре мэгэна и присовокупить к ним урутов и мангугов. Хасар же всеми своими силами гнал найманов все выше в гору, все теснее сжимал кольцо-удавку вокруг бегущего вражеского войска.

Солнце к тому времени заметно ушло на запад.

– Конец, – сказал Джэлмэ, и, как всегда в крайнем удовлетворении, потер ладонью дочерна загоревшее лицо, словно умыл его.