Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Ведь война – это такое жестокое и, по большому счету, противоестественное ремесло, что может внести сумятицу и разброд в мысли даже и привычного к ней человека, а то и вовсе отвратить от неё, сломать его, сделать негодным к воинскому делу. Так что, воспитывая боевой дух и верность долгу в своих молодых подчиненных, нужно зорко следить за всеми ступеньками их воинского роста, ибо здесь и в самом деле нет мелочей.

Дабан в общей сложности три раза возвращался к Аргасу для обучения. После второго срока на короткое время был направлен помощником сперва к Джэбэ, затем к Сюбетею. В Китае временно замещал сюняя, а однажды возглавлял даже мэгэн, и успел несколько раз поучаствовать в крупных сражениях. После третьей ступени срока обучения его назначили заместителем мэгэнэя при новом тумэнэе Хорчу.

У Дабана же была своя история. Пять лет назад Хорчу, обстоятельно обдумав все и посоветовавшись с Аргасом, женил его на девушке по имени Чюйэ – дочери погибшего на войне совсем еще молодым воина, внука старика Соргон-Сура Чимбая. Решили это очень просто: «Одинокому сироте лучше примкнуть к такому старому и сильному, многочисленному роду!..» На следующий год Чюйэ родила ему сына, которому дали имя деда.

Род Соргон-Сура владел прекрасными, очень удобными для разведения скота степями, раскинувшимися на берегу реки Селенга, имел многочисленные стада коров и табуны лошадей. Когда старик, всю жизнь не расстававшийся с сосудами для изготовления кумыса, сперва отправился с войсками в Китай, а затем и на запад, его хозяйство принял в руки старший сын Чилайин. Это был странный, по здешним понятиям, человек, ненавидевший войну, – в то самое время, когда все от мала до велика жили только войной, только ею и грезили. Значит, дело здесь не в одном воспитании, которое было у монголов везде одинаковым, а брало иногда верх и естество человека.

Долго выбирали илчи – послов, которые должны были вести с монгольской стороны мирные переговоры с султаном об окончательном мире, а при удаче их заключить договор с ним.

Сперва во главе илчи намеревались в третий уже раз направить купца Махмуда, дважды ранее побывавшего у султана, своим умелым словом заложившего начало добрым отношениям с ним.

– Нет, в этот раз нужно состав илчи изменить полностью, – после долгих раздумий сказал хан, вызвав посреди ночи Джэлмэ.

– Хорошо… Может, тогда Игидэя назначим?

– Нет-нет… Почему каждый раз мы должны использовать в качестве илчи одних только купцов? Они свое дело уже сделали, основы для договора заложили. А мы – государство воинов, а не торгашей, нам надо показать и свою силу. Силу крепкую, бодрую… Давай сделаем так: найдем молодого, но при этом имеющего достаточно высокий чин боевого военачальника, – сказал все еще в раздумье хан. – Убеждать должна сила – действующая, напористая…

– Наверное, ты прав. А Игидэй и со стороны может помогать, подсказывать… – Джэлмэ в сомнениях опустил голову, помолчав, добавил: – А что, если мы в таком случае направим человека из числа старых, прославленных воинов? Например, Ная, Хорчу? Или Хубулая, или Сиги-Кутука? Их слова, подтвержденные грозной славой, будут куда более убедительными, вескими…

– А найдут они нужные слова?.. Как раз в этом я и сомневаюсь, их косноязычию никакие подсказки не помогут. А это могут принять за тупость… Скажут: если знаменитые люди их таковы, то что взять с остальных бедняг? Да ты и сам представь, как они будут выглядеть в сверкающем золотом султанском дворце, как будут звучать там их неуклюжие слова… Представь, как наш толстый и несуразный Най войдет туда вразвалочку, весь нараспашку. И будет мычать, цокать языком без конца… И вот так он передаст наше послание? Или Хорчу, знаменитый тем, что даже туматы были оскорблены его тоном, заикаясь и в приказном грубом тоне выпалит все? А тот же Хубулай будет торчать степной каменной бабой, мыча, как глухонемой?.. Мы с тобой смотрим на них сейчас совершенно иначе, поскольку знаем, каковы они на самом деле. Какими красноречивыми не на словах, неудержимыми и решительными становятся они в решающий момент, в сражении… А они? Они же будут судить о нас только по их внешнему облику. Это будет не в нашу пользу.

– А ведь и вправду! – И Джэлмэ, представивший себе всю эту картину в султанском дворце, вдруг так громко расхохотался, что турхаты, стоявшие возле входа снаружи, даже приоткрыли завесу, встревоженно заглянули внутрь. – Ведь и глаза, и уши наши привыкли к ним, таким, и ничего странного в них мы не видим… Всю жизнь же вместе. А на посторонний взгляд наши старики и в самом деле своим видом все что угодно вызвать могут, только не… Да, скорей уж внушить ужас, а не почтение.