Устинка вновь низехонько поклонился, вышел из избы, попрощался с Андрейкой и направился к своему новому наставнику, с коим сдружился еще с детских пор.
Федор Афанасьев (прозвищем Огурец) был невысокий мужичок, с узким лбом, живыми капустными глазами, с куцей русой бороденкой и большим шишковатым носом, напоминавшим огурец. Несмотря на свой малый рост и неказистый вид, пономарь Федор слыл в Угличе отменным книгочеем, кой знал наизусть многие богослужебные книги. Ему бы прямая дорога в священники, после кончины отца Никодима, но велся за Огурцом солидный грешок: нет-нет, да и хватит лишку зеленого змея.
Покойный батюшка нередко пономаря поругивал, грозил отлучить его от храма, но сделать бесповоротный шаг так и не решился: Федор не только был знатоком богослужебных книг, но и обладал отменным певчим голосом.
Федор Огурец знал Устинку со дня рождения: тот доводился ему дальним родственником. Мальчонка рос любознательным, частенько бывал в избе пономаря, от него и грамоту постиг.
- Ложка нужна, чтобы похлебку хлебать, а грамота, чтобы знания черпать. Без грамоты, Устинка, как без свечки в потемках, - нравоучительно говаривал Огурец, и, трепля отрока за вихрастую голову, добавлял:
- Вот подрастешь, войдешь в лета - и батюшкой станешь. Нравится тебе в храме быть?
- Нравится, дядя Федор, уж так нравится! - восторженно отзывался Устинка.
- Вот и, слава Богу. Утешил меня.
Но отец Устинки, Петрован, привел сына в четырнадцать лет к мастеру Шарапу.
- Сочту за честь, Шарап Васильич, коль мое чадо к себе на выучку возьмешь. Семья у меня большая, кормиться надо. Уж не откажи в своей милости.
- Приму, Петрован, но всё зависит от твоего огальца. Было бы усердие, а коль лениться будет - не обессудь.
- Он у меня толковый и работящий, - заверил мастера Петрован.
С того дня стал Устинка приобщаться к гончарному делу...
* * *
После того, как слободской мир вдругорядь попросил Устинку пойти в приходские священники, и тот дал добро, староста молвил:
- Не подведи мир, Устинка. Изведал я от соборного попа, что сам владыка Варлаам по церковным делам в Углич прибывает. Человек он суровых правил, взыскательный, устроит тебе строгие смотрины. Не подведи, баю.
Устинка тяжело вздохнул. Федор же Огурец неодобрительно глянул на старосту.
- Чего пугаешь? Устинка не подведет, на любой вопрос владыки ответит.
- Дай-то Бог, - молвил староста.
После ухода мирян слободы, Устинка спросил пономаря.
- Я и в глаза не видел Варлаама. Откуда и кто он?
- Отвечу, отрок. Ранее Варлаам был игуменом новгородского Кирилло-Белозерского монастыря, а два года назад его благословили в ростовские епископы. А как Иова на московском соборе провозгласили патриархом всея Руси, епископа Варлаама посвятили в митрополиты ростовские и ярославские. Ему же велено и Углич дозирать.
И вот настал день, когда митрополит прибыл в Углич. Его встречали князья Нагие, бояре и дворяне, местное духовенство и весь посадский люд. Владыка, не заходя во дворец, тотчас направился в Спасо-Преображенский собор и отслужил вечерню.
Храм был битком набит верующими. Всем хотелось не только поглядеть, но и послушать нового святителя. Но когда митрополит вышел из собора на паперть, опираясь на черный рогатый посох с каменьями и серебром по древку, то увидел большую толпу молодых людей, не сумевших попасть на службу. Чело владыки нахмурилось.
«Вот всегда так. Юноты, уступая место пожилым людям, остаются без святительского слова. А не им ли, в первую очередь, нужны добрые проповеди?» - подумал он и молвил:
- Завтра приходите к обедне, дети мои.
- Непременно придем, владыка! - выкрикнул из толпы Богдашка Неведров.
- Я прикажу проследить, святейший. Завтра будут одни молодые гражане, - заверил митрополита князь Михайла Федорович, поняв озабоченность Варлаама.
На другой день собор и в самом деле был полностью заполнен молодыми посадчанами. На митрополите был белый клобук с крыльями херувима, шелковая мантия с бархатными скрижалями 148, на груди темного золота панагия 149с распятием Христа, унизанная жемчугами и изумрудами.
Проповедь митрополита была внятной, длинной и наставительной:
Читать дальше