Валерий Замыслов - Ростов Великий

Никитка, Егорка и «последненький» Васютка, почитай, всё свое отрочество прожившие в дремучих лесах и никогда не видавшие города, во все глаза разглядывали великолепный белокаменный княжеский дворец, невиданной красоты соборный храм и нарядные боярские терема. Всё для молодых парней было в диковинку, как и это грозное вече с оглушительным набатным звоном.

Мать, Олеся Васильевна, провожая детей, всплакнула:

— Вы уж там, чада ненаглядные, усторожливы будьте. С нехристями тяжко биться. Держитесь отца. Он не единожды в сечах бывал. Да и ты, супруг любый, за детьми приглядывай.

Всех обняла, перекрестила иконой, а затем, смотря на Лазутку печальными глазами, молвила:

— Хоть бы Васютку мне оставил. Не хлеб молотить собрались.

— Да ты не переживай, мать. Васютка — не малое дите. Пора и ему воином стать. Не так ли, Василий Демьяныч?

Тесть озабоченно крякал в седую бороду. В душе волновался, но виду не показывал.

— Я и сам в рать просился, да воевода Неждан Иваныч не взял. Ты, баял, хоть и крепкий старик, но все ж восьмой десяток добиваешь… А внучку моему — и впрямь, самая пора. Ты уж, дочка, шибко-то не горюй. Чует мое сердце: живы вернутся наши добры молодцы.

Ни Лазутка, ни «добры молодцы» не видели, как после их ухода Василий Демьяныч смахнул со щеки горючую слезу…

Еще не успел Борис Василькович завершить свою речь, как по многолюдной толпе понеслись взбудораженные голоса:

— Сама матушка княгиня!.. Княгиня Мария с иконой к помосту идет.

Борис Василькович заметил мать и отчаянно вздохнул. Ну, зачем же, зачем же, матушка?! Не тебя ли битый час уговаривали, дабы ты не показывалась на вече. Никак нельзя, чтобы татары изведали о твоем содействию восстанию. Ты еще зело понадобишься всей Ростово-Суздальской земле. Кажись, уговорили. И вот — на тебе! Все-таки не удержалась и теперь всходит на вечевой помост. Всходит сама вдохновительница!

Мария Михайловна поясно поклонилась народу на все четыре стороны, поклонилась на крытые осиновой плашкой купола собора и обратилась к примолкнувшему многолюдью:

— Дорогие мои ростовцы! Вы многое уже за меня сказали. Я не буду повторять ваших дерзновенных слов. Скажу лишь одно. Сегодня ростовское вече, впервые за все минувшие века, поднимет на борьбу с жестокими угнетателями не только свое княжество, но и всю Ростово-Суздальскую Русь. Во все удельные города помчали спешные гонцы. Гнев народа настолько велик, что Русь уже не может жить под ордынским ярмом. Убеждена, что Ростов Великий, а затем и другие города выдворят татар, сбросят ненавистное бремя и обретут долгожданную волю!

Мария Михайловна подняла вверх икону Богоматери и торжественно, истово завершила свои слова:

— Я, княгиня Мария Ростовская, благословляю вас на ратный подвиг. Да сохранит вас Бог и пресвятая Богородица!

И вече мощно грянуло:

— Слава княгине Марии! Слава!

— Мы побьем треклятых ордынцев!

Пока шло вече, все откупщики, перепуганные сполохом, упрятались, в остроге мурзы Туфана. Только здесь они надеялись найти защиту.

Баскак, презрительно поглядывая на бесерменов, с издевкой произнес:

Трусливые шакалы! Вы только и умеете набивать добром урусов свои несметные мешки.

— Мы выполняли твой приказ, достойнейший! — осмелился оправдаться один из бесерменов, что привело баскака в негодование:

— Это вы, презренные шакалы, из-за своей ненасытной жадности привели чернь к мятежу. Вы! Я не заставлял вас собирать дань больше десятины. Вы же хватали больше всякой меры. Шайтан вас забери!

Бесермены примолкли: в гневе мурза Туфан может и саблей полоснуть. Но гнев его напускной. Мурза, получая немалую мзду от бесерменов, прекрасно знал, что все откупщики грубо нарушают «десятину».

Затем баскак отыскал глазами Агея Букана. Тот был угрюм и молчалив.

— Если ты, Букан, явился в мой стан, то будешь подчиняться моим приказам. Не делай злого лица. Твой властелин Китата давно уже за пределами Ростовского княжества. Отныне — я твой повелитель.

У Букана не было другого выхода, и он сухо отозвался:

— Слушаю тебя, мурза.

— Готовь своих бесерменов к сече. Каждому я выдам копье и саблю. Они хорошо умели грабить урусов, а теперь пусть покажут, как они могут защищать добычу.

Острог мурзы Туфана был надежно укреплен дубовыми бревнами, глубоко врытыми в землю и заостренными кверху. По всей внутренней стороне стены тянулся деревянный настил, с которого татарские лучники могли выпускать свои меткие стрелы. Бывалый воин Туфан надеялся, что именно искусные лучники не позволят самонадеянным ростовцам подойти к стенам острога.