Стелла Странник - Прощай, Ариана Ваэджа! [СИ]

— Смотрите, это и есть «ведьмин круг»! — биолог Борисов не на шутку разволновался. — Столько слышал о таком чуде, столько читал, а вот вижу — впервые! Подождите! Так для рыжиков еще не наступила пора! Я точно знаю, что они зреют в августе! Ну, а если в июле, то… в конце… Откуда такая скороспелость?

Биолог усиленно жестикулировал, отчего его сухая фигура начала напоминать пугало огородное, заколыхавшееся под резкими порывами ветра. Почему-то именно такая ассоциация и появилась в сознании Арбенина, когда он увидел эти отрывистые движения Тихона Павловича. «Глупо! — подумал он. — Очень глупо…»

— «Ведьмин круг»? Странное название… — пробормотал Сибирцев. — Как будто и вправду дело рук нечисти…

И уже после маленькой паузы, как бы размышляя вслух:

— А если гриб сорвать? Он не ядовитый? А может, заколдованный?

— Конечно, заколдованный! — шутливо произнес Арбенин, который тоже подошел к рыжиковому кругу и внимательно его разглядывал. — Вот зажарите его — и попадете под особое влияние лесных духов. И как повезет: может, наградят они каким кладом, а может, и оставят навечно в своих владениях…

— Да что вы, Николай Петрович, типун вам на язык! Оставят навечно… Тоже сказали!

— Шучу я, шучу!

Сибирцев, на всякий случай, отступил от круга, тем более что со стороны поляны послышались приглушенные крики: «Ау! Господа! Поезд номер один отправляется с перрона…»

— Поехали! Кондратьев зовет! — голос биолога Борисова вернул всех в реальный мир.

— И все-таки непонятно, кто здесь важнее — ведьма или лесные духи?… — эти слова Сибирцев произнес настолько тихо, что его услышал только стоявший рядом Арбенин. Но тот тоже не мог ответить на этот вопрос, поэтому оставил его без внимания. Хотя про себя подумал: «Нужно будет поговорить с Борисовым! Явно, он что-то знает…»

До «конечной станции» — кургана близ маленькой деревеньки с чудесным названием Ельники доехали без приключений. Это местечко находилось за рекой Чусовой, на востоке от проселка, окруженное слева — холмами, а справа — хвойным лесом. Начинался он с лощины, где почва была более каменистой, а потом переходил в открытую равнину, отчего напоминал гигантский стол, застеленный темно-зеленой бархатной скатертью. Это если смотреть оттуда, с холма… А если в самом лесу… Интересно, что когда стоишь под деревом с запрокинутой головой — почти не видно неба, лохматые ветви елей загораживают его. И кажется, что все они одной высоты. Но это ведь не так! Одни деревья взрослеют, другие — только нарождаются…

Подводы оставили в подлеске, в тени — пусть лошади отдохнут как следует без привязи, под присмотром возчих. О настоящем привале и речи не могло быть, прохлаждаться в палатках — дело туристов, а не научных работников.

— Вот здесь очень удобно брать пробы грунта, видите, пласты земли как ножом срезаны, будто торт слоеный… — публицист Потапенко нежно провел рукой по крутому склону холма, словно погладил его. — Уж несколько лет, как здесь покопались археологи, может, поэтому восточный склон стал более крутым, чем другие… А может, ветер-проказник набедокурил…

— Действительно, здесь даже проглядываются совершенно разные по структуре слои почвы… — Кондратьев быстро подхватил тему. — Леонтий Иванович, возьмите, пожалуйста, здесь пробы!

— Да, я уже начал… Вот здесь какой-то камень с желтыми прожилками, даже скребок не берет… — его зам Скорожитовский сосредоточенно пытался набрать хоть немного из этого самого «слоеного пирога».

— Как вы думаете, Федор Алексеевич, — обратился Кондратьев к местному публицисту, — возраст этого рельефа очень древний? Если судить, конечно, по тем находкам, что откопали археологи. Навряд ли они занимались анализом почвы…

— Вы ведь видели в музее все предметы, Павел Ильич… Помните рубящие орудия, так называемые чоппинги? Так вот это отсюда! Примитивные, конечно, сделаны из галек кварцита… но все же… Они как раз и свидетельствуют, что здесь жили люди триста тысяч лет назад!

— Да, видел, и все же верится с трудом, что еще в эпоху палеолита в этих краях ступала нога человека! Насколько помню, природные условия были не самыми благоприятными…

— Это в позднем палеолите климат начал меняться! — осторожно высказался Арбенин. — А в раннем был вполне пригодным… И с потеплением даже появилась в тундро-степи пыльца дуба, липы, вяза, граба… Может, и других деревьев…

— Да-да, конечно! А с похолоданием — трав, березы, сосны, ели… — Кондратьев с легкостью поддержал своего коллегу. — Видимо, потому и слои почвы отличаются, что климат менялся… И не один раз.