Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

— Вы что, господин прапорщик, принадлежите к какой-то партии? — глухо спросил он.

Изабелла Богдановна прочитала в глазах Мясникова нечто вроде жалости, словно тот хотел сказать: «Ах бедняга, до чего испугался: военный человек занимается политикой!» А что ее муж именно так и полагает (истинный солдат должен держаться подальше от политики), она уже знала. Как-то во время их бесед он сказал, что его покойный отец никогда не подавал руки жандармским офицерам, ибо они занимались политикой, хотя и не отрицал неизбежности их существования. Это чисто кастовое самоотстранение от политики даже удивило тогда Изабеллу Богдановну, — ведь в их семье занятие политикой никто не считал зазорным. Наоборот, ее старший брат, осевший после возвращения из Германии в Тифлисе, вел близкое знакомство с членами многих партий — дашнаков, кадетов, эсеров — и как-то даже три дня прятал у себя какого-то бежавшего из ссылки социал-демократа...

— Принадлежу, — подтвердил Мясников с усмешкой. — Вот уже одиннадцать лет.

Но так как он не сказал, к какой именно партии принадлежит, то Изабелла Богдановна начала гадать:

— Кадет? Октябрист? — Усмешка на лице Мясникова стала еще откровенней, и она продолжала перечислять: — Эсер? Трудовик? — Она запнулась.

— Ну что же вы? — спросил Мясников. — Не знаете больше, какие есть в России партии?

— Неужели... социал-демократ?

— Угу. Большевик.

— А-а... — невольно вырвалось у Евгеньева. Лицо его стало мрачным, и он кивнул на ордена Мясникова: — А носите царские ордена!

— Ношу, — серьезно сказал Мясников. — Я их заслужил в боях. Этот в пятнадцатом году под Варшавой, а этот — в шестнадцатом, уже в Белоруссии...

— А говорят, ваши-то против войны? — спросил Евгеньев.

— Против, — согласился Мясников. — Объяснить? Мы ведь не вообще против войны, не пацифисты. Мы против этой войны, ибо она империалистическая, захватническая. Она выгодна лишь верхам, а народу приносит только горе и разорение...

Евгеньев ушел в себя, как черепаха в панцирь: смотрел в окно, хотя было ясно, что внимательно слушает. Но его жена не умела так, она должна была поспорить.

— И что же? — спросила она. — Вы ведь все равно участвуете в этой войне!

— Конечно, — кивнул Мясников. — Иначе народ подумал бы, что мы просто дезертиры, что все наши протесты против войны вызваны трусостью. На самом же деле многих из нас не берут в армию, но мы сами идем на фронт под чужой фамилией, участвуем в боях, получаем ранения и ордена за храбрость, но одновременно разъясняем своим товарищам, в чем подлинная суть этой бойни и что нужно делать, чтобы прекратить ее.

— А что еще делать? — спросила Изабелла Богдановна. — Самодержавие уже свергнуто...

— Но, как мы установили с вами, в деревнях все еще порют мужичков, а в Гатчинской школе авиаторов, как и повсюду в армии, продолжают сидеть на своих местах царские генералы и офицеры, ведя ту же войну «до победного конца».

Евгеньев наконец вылез из панциря.

— Ну и что вы собираетесь делать с этими генералами и офицерами?

— В двух словах? — спросил Мясников. — Гнать их в шею!

— А кто же будет командовать полками, дивизиями и армиями? Не вы ли, случайно?

Это был явный выпад, и Изабелла Богдановна хотела было вмешаться, но Мясников опередил ее, ответив совершенно спокойно:

— Мои слова относились к системе в целом, господин поручик. Но если вам угодно начать с частного примера, то есть с вашего покорного слуги, — что ж, не возражаю... С самого начала войны я занимаюсь в пехоте примерно тем же, чем вы в авиации: готовлю унтер-офицеров для маршевых батальонов, отправляемых на фронт. И должен сказать, что я тоже не нахожу идеальной систему подготовки младших командиров. Объясняется все просто: самодержавие, господствующие классы не заинтересованы давать слишком много знаний унтер-офицерам, в основном выходцам из народных масс. Наши верхи считают, что излишняя широта знаний может дать унтерам излишнюю пищу для нежелательных размышлений... Ну и, чтобы покончить с моим примером, укажу еще на одно обстоятельство: в течение войны я не раз отправлялся во главе маршевых батальонов на фронт, принимал участие в сражениях, приобрел немалый боевой опыт и в случае нужды не побоялся бы взяться и за полк, а то и дивизию...

— Вот как? — воскликнул Евгеньев. — А можно узнать, кем вы были до войны?

— Я окончил юридический факультет Московского университета и поступил на службу помощником присяжного поверенного, но началась война и меня призвали в армию... Ну что вы усмехаетесь, господин поручик? — улыбнулся Мясников. — Убеждены, что если полками и дивизиями начнут командовать прапорщики, да еще из бывших присяжных поверенных, то армии каюк, не так ли?