Камиль Зиганшин - Золото Алдана [Роман в 2 книгах]

Перед нашим генералом ребром встал вопрос: что делать? Поднимать новое антибольшевистское движение, или же возвращаться во Владивосток? Было созвано совещание с участием местного населения. На нем жители Аяна, в основном промышленники и купцы, уверили Пепеляева в том, что народ не приемлет большевистский режим, пропитан антисоветскими настроениями, что в тайге скрывается много партизанских отрядов белых и достаточно дружине двинуться на Якутск, как она начнет пополняться новыми добровольцами.

Присутствующие на встрече тунгусы-оленеводы жаловались:

— Больсевики забирай оленей. Все обсее делай. Теперь наса пропадай. А в заключение попросили: «Надо воевай — больсевики худой люди».

— Россия или смерть, — по-военному коротко выразил полковник Варгасов общее настроение офицеров. — Если и погибнем, то будем знать, что погибли за Отечество.

— Не посрамим честь и славу русской армии, — поддержали его и остальные участники заседания военсовета.

Эти заверения и настрой офицеров склонили генерала к продолжению военной кампании. Он оставил в Аяне сорок штыков во главе с назначенным им комендантом и в середине сентября 1922 года, несмотря на осеннюю распутицу, двинулся с тремя сотнями бойцов по тракту, через громадный и безлюдный хребет Джугджур, к поселку Нелькан — перевалочной базе для грузов, следующих из порта Аян в Якутск.

Товары, прибывающие морским путем, до Нелькана доставляли на оленях и лошадях вьюками, а в поселке перегружали на баржи и сплавляли по рекам Мая, Алдан и Лена до самого Якутска.

Переход по разбитому, запущенному тракту оказался крайне тяжелым. Приходилось вброд одолевать незамерзшие речки, вязнуть по колено в болотах. По обе стороны дороги белели кости. Особенно много их было на перевале через хребет Джугджур. В основном, конские — гибли лошадки от того, что не были подкованы. Из обложных туч сыпала, секла лицо, тут же таящая, крупка. В разряженном воздухе было трудно дышать. Мы вынуждены были часто останавливаться, чтобы унять бешено бьющиеся сердца. С перевала перед нами открылась местность настолько дикая, что возникло ощущение, будто внизу молодая планета, на которой жизнь еще не зародилась.

Шли в обстановке колоссального напряжения, риска, терпя немыслимые лишения. Шли тем не менее счастливые, потому как чувствовали себя героями, спасающими Отечество от катастрофы. Для нас цель была столь важна и значима, что на трудности никто не обращал внимания.

Подойдя к Нелькану, мы должны были, врасплох захватив красный гарнизон (человек 200), завладеть двумя баржами, груженными продуктами и оружием и, пока река Мая не замерзла, спуститься на них к реке Алдан. Но агенты, внедренные в наши ряды большевиками во Владивостоке при записи добровольцев, ночью сбежали и предупредили красных. Те успели за час до нашего прихода спешно погрузиться на баржи и отплыть.

Войдя в пустой, безлюдный поселок, мы оказалась в западне.

Двигаться вниз по реке было не на чем и не с чем. Идти назад тоже не могли — началось осеннее бездорожье. Оставалось ожидать морозов практически без провианта. Чтобы как-то продержаться, начали ловить оставшихся в поселке собак, кошек, варить невыделанные кожи, стрелять ворон. Иногда удавалось добыть оленя. Что интересно, первого добыл сам Пепеляев.

До этого он отправлял несколько команд на охоту, но стрелки приносим самое большее рябчиков. Тогда рассерженный генерал взял лишь одного казака и с утра отправился в сопки. Дальше привожу историю охоты в пересказе самого казака Гаврилы:

«Свежий след оленя нашли на склоне холма. Я потрогал рукой отпечатки.

— Снег чуть затвердел — часа три, как прошел. Здоровый — высоко стоит, шаг широкий, — говорю генералу. Начал порошить снег, солнце просвечивало мутным пятном. Олень, видать, почуял нас, свернул в густую поросль колючих елок. Когда зашли туда, в саженях в тридцати что-то мелькнуло, с лап ели посыпался снежок. Пепеляев вскинул карабин и выстрелил без упора. Слышу мягкое «чпок». Кричу: «Попали!»

Вижу, зверь дыбится в снегу. Потом мекнул и рванул в чащу.

Бежать за раненым зверем сразу нельзя: разгоряченный, уйдет далеко. В таких случаях надобно посидеть у костра, попить чаю и только после того идти. Подранок, ежели его не преследуют, ложится, а пролежав хоть час, он уже не может быстро бежать. Но, как на грех, снег загустил и мы, чтобы не потерять след, не стали ждать.

Олешек часто укладывался раненым боком на снег, но заслышав нас, вставал и продолжал путь. Съехал с берега на молодой лед. Пошел через речку. Несколько раз проваливался. Возле мелкого, бурунистого переката упал на колени и ткнулся мордой в черную воду. Я стою — вода хоть и не глубокая, но ледяная. А у меня ноги больные.