Роман Гуль - Генерал БО. Книга 1

Штурман вытянул из под себя ногу, полез в широкие штаны за спичками.

Савинков поднес в пригоршне спичку и когда штурман раскуривал, проговорил:

— Устройте дело, я отблагодарю.

— Тут устраивать нечего, — жирно сплюнул штурман. — Оставайтесь на корабле, в Вардэ сойдете, а переночевать опять на корабль придете. Обратным рейсом в Печеньгу.

— Но у меня заграничного паспорта нет.

С капитанской рубки крикнул капитан.

— Никакого паспорта не надо, — пробормотал штурман. И пошел к рубке походкой раскаченной тысячью качек.

Распуская по морю черные, змеящиеся дымы, пароход «Николай 1-й» шел к малахитовым далям Варангер-фиорда. Море было пустынно. Словно от пустынности, стеня, за кораблем неслись чайки.

Савинков смотрел на плывущие на корабль берега. Он уж знал, что штурман — Петр Семенович Чумаков из Архангельска, у него жена и двое детей. Чумаков покуривал рядом, подогреваясь на машинном отделении.

— Не терпится?

— Да уж скоро, кажется.

Близко стоя, штурман показал пальцем в далекую даль Варангер-фиорда, туда где полушаром надувался горизонт.

— Маяки видите? Вардэ. К вечеру будем.

За краем света в море начало опускаться красное солнце. «Император Николай 1-й» бросил якорь у норвежского порта Вардэ. Минуты, когда авралили матросы, заводя стальной трос были нестерпимы. Савинков уже шел к трапу, навстречу прямо на него поднялись три рослых человека в странной форме. «Жандармы». Лица были желто-каменны. Но — чиновники норвежской таможни его пропустили.

Савинков садился в дрожавшую на подымавшихся волнах шлюпку. В двенадцать весел ударили матросы. Шлюпка рванулась. Савинков наконец понял, побег удался. Выпрыгнув на норвежскую землю, он наугад пошел к горевшим огнями незнакомым домам. Матросы потеряли его из виду.

Центр партии социалистов-революционеров был у кресла Михаила Гоца. Гоц огонь и совесть партии. Худой, с вьющейся из под шеи, добролюбовской бородой и библейскими глазами, Гоц несколько лет сидел в кресле. Кресло его возили на колесиках. Шестилетняя каторга Гоца началась избиением политических в Средне-Колымске. После избиения у Михаила Гоца появилась опухоль на оболочке спинного мозга.

Когда Савинков позвонил на женевском Бульваре Философов в квартиру Гоца, у кресла сидели: — теоретик партии с гривой рыжих волос и косящим глазом В. М. Чернов, Е. К. Брешковская и светлорусый студент с экземой на приятном лице Алексей Поко-тилов.

Входя, Савинкову показалось, что кто то болен. И рыжий человек, очевидно, врач.

— Батюшки! Михаил Рафаилович! вот он беглец то наш! — бросилась Брешковская и с Савинковым крепко расцеловалась. — Вот он! — тащила его к креслу Гоца.

Гоц приподнялся, улыбкой светящихся глаз смотря на Савинкова, протянул больные, сухие пальцы.

Рыжий, широкий человек отошел, не выражая никакого восторга.

— Да не теребите его, бабушка, дайте умыться, прийти в себя, — ласково сказал Гоц. Покотилов поправил ему подушку.

Умываясь в соседней комнате, Савинков слышал, как заговорил «врач».

— Ну прощай, Михаил, тороплюсь — говорок был рядческий, быстренький с кругленькими великорусскими интонациями, как на ярмарке.

— Да куда ж ты, Виктор, он расскажет много интересного.

— Другой раз послушаю — засмеялся быстреньким смешком рыжий. И тяжелыми шагами вышел в переднюю.

Чувство Савинкова было, словно, он приехал в семью. И Катерина Константиновна не каторжанка, а действительно бабушка, вынувшая из комода мохнатое полотенце.

Облокотись на ручку кресла, Гоц не сводил глаз с сидевшего перед ним Савинкова.

— Ваше имя Борис Викторович? — улыбался он. — Ну вот что Борис Викторович, хоть все мы тут свои, о делах поговорим завтра, выберем время, а сейчас расскажите беллетристику, как бежали, как все это удалось. Вы когда из Вологды?

— Из Вологды 3-го — начал Савинков. Но в этот момент в комнату вошел невысокий шатен, в штатском платье, худой, в пенсне.

— А Владимир Михайлович! Знакомьтесь, товарищ только что бежал из ссылки.

— Зензинов, — сказал молодой человек.

— Савинков.

— Да рассказывайте же, бог с вами совсем! — заторопилась Брешковская.

Савинкова никто не перебивал, он был изумительный расказчик. Смешно обрисовал Вологду. Рассказал, как чувствовал себя до Архангельска англичанином. Как гнал извозчика, обещая дать по шее. Как его мучили пухлые руки кассирши. Тут все смеялись. Как заперся в каюте. Как познакомился с Чумаковым. Каково Белое море. Каковы норвежские фиорды. Как пришли таможенные чиновники, которых принял за жандармов. Тут опять все смеялись. Как поразили его норвежки грандиозностью форм. Гоц по детски заливисто хохотал, твердя: — «нет, это вы преувеличиваете, я в Норвегия был, это вам такие попались». — «Да, ей богу, Михаил Рафаилович!» И семья с отцом Гоцем и бабушкой Брешковской радовалась, что прибежал талантливый, энергичный товарищ.