Валерий Бондаренко - Алина - светская львица

На Головину сия птица также едва посмотрела.

Алина совсем уже было свыклась с ролью безмолвной наблюдательницы, как вдруг барон обратился к ней. Глаза его все время смеялись, но вовсе не дерзко, — просто остро.

— А ваше, мадмуазель, боевое крещенье состоится, конечно, у Всеволожских? Это ведь первый бал в сезоне.

— Нет, месье, в январе, у Голицыной-старшей.

— О-ля-ля! Дай Бог старушке дожить до этого счастья! Но позвольте — накануне поста? Чтобы затем целый месяц не танцевать? Впрочем, вы так серьезны, мадмуазель, точно рождены для молитвы, а не для танцев.

Отчего-то Алина ответила дерзостью:

— Если и мне судить по внешнему виду, то вы, месье, родились безбожником.

Барон, однако, расхохотался. Рассмеялись и остальные. Княгиня раза три повторила сии слова.

Как много переменил дерзкий ответ в Алининой судьбе! Она тотчас была принята в кружок. Теперь д’Антес поглядывал на нее не без любопытства, и Мэри очень внимательно следила за этими взглядами. Алина заключила, что барон ей вовсе не безразличен.

Внимание месье д’Антеса одушевило барышню, и, право, она была остроумна неожиданно для себя.

— Кто этот барон д’Антес? — спросила Алина тетушку уже в карете.

— О, месье д’Антес — воспитанник голландского посла барона де Геккерна. Говорят, истинный отец его — сам голландский король. Уж не знаю, как этому верить, но молодой барон — один из первых при дворе кавалеров сейчас. Ему благоволят государь, государыня, все вельможи. Ведь он и тебе понравился, верно?

— Не знаю, — честно ответила Алина. — Он славный.

— Ах! Не то, милая, слово! Впрочем, ты ребенок еще. А как тебе княжна Мэри?

— Она была холодна со мной.

— В самом деле? Я заметила, она с интересом на тебя смотрела. Кстати, ты была очень мила, — я и не ожидала…

Спустя два дня Алина поняла, что все время думает о молодом бароне. Все занимало ее в д’Антесе: его красота, дерзкая и нежная одновременно; тайна его, возможно, царственного происхождения; необычайная привязанность к нему посла Нидерландов, — человека, по слухам, холодного, злого. Но больше всего волновало ее отношение барона к Мэри. В том, что д’Антес любим, Алина не сомневалась. Но любит ли он княжну? Все существо Алины было сосредоточено на решении этой загадки.

Наконец, барон явился Алине во сне, — явился невнятною, бледною тенью. Но сердце ее угадало: он!

Огромный мир открылся ей, но она должна была скрывать свое чувство!

Через неделю они снова поехали к Барятинским. На сей раз барона там не было.

Тетушка разговорилась с княгиней. Мэри же было велено развлекать Алину.

Она достала с этажерки большой альбом в зеленом сафьяне с золотым обрезом. После первого бала девушки могли завести такой вот альбом, дабы гости писали и рисовали в него. У Мэри набралась уже большая коллекция. Старый поэт Жуковский очень тонко изобразил там средневековый замок. Князь Вяземский написал мадригал: «Наша Мэри — просто пэри» и подписал: «страждущий мусульман». А на отдельной странице булавкой в виде стрелы была приколота записка Байрона к какой-то даме.

Сперва княжна была настороженно холодна. Но Алина разговорила ее вопросами, которые льстили владелице этих сокровищ. Какой-то бесенок шептал юной Головиной: «Сломи ее, понравься ей!» Душа будто чувствовала близость чего-то…

Алине хватило ума посмеяться над шаржем, изображавшим месье д’Антеса с длиннейшим носом и усами, точно у крысы.

— Вот мужчина, которым я никогда бы не увлеклась! — заметила она.

— В самом деле? — Княжна, похоже, обиделась и отодвинула альбом.

— Конечно! Он слишком хорош для мужчины. Он любит себя, наверно, больше всего на свете.

— Вы мало знаете барона… Но он вам хотя бы нравится?

— Зачем? Я думаю, нужно увлечься лишь тем, в чувствах кого можешь быть уверена. Месье д’Антес слишком блестящ для меня.

— Вы скромнее, чем это нужно для счастья, — заметила Мэри, но голос ее стал теперь куда как теплее. — Мне кажется, каждый молодой человек способен забыть себя, — настойчиво продолжила она. — Забыть себя или хотя бы увлечься сильно, — а там… Там все решит случай, судьба; наконец, привычка.

— Вы не мечтательны, — заметила Алина.

— Вы также трезвы ужасно! — возразила княжна.

Барышни пристально посмотрели в глаза друг другу и рассмеялись.

Проболтали они затем часа полтора. Теперь, когда все предубеждения ее рассеялись, Мэри была добра, беззаботна. Алина поняла: ей приятно умно болтать, — ведь это так редко выпадает.