Валерий Бондаренко - Алина, или Частная хроника 1836 года [СИ]

Итак, жизнь моя начинается, возможно, только теперь. Балы будут уже через месяц, однако тетушка желает вывезти меня впервой на праздник, который станет главным в сезоне, — к княгине Голицыной-старшей, в день ее 95-летия. Увы, сие случится лишь в январе… Тетушка очень добра: мне нашили целый шкап новых платьев, из коих больше прочих идет мне зеленое закрытое с бархатным лифом и палевое с серыми кружевами по вороту и подолу, для утренних визитов. Фасон моего первого бального платья мы, однако еще выбираем»

Заметы на полях:

«Верхняя часть платья в 30-е годы XIX столетия должна была напоминать сердце, для чего в бальных платьях вырез лифа имел вид двух обширнейших полукружий. Талию перехватывали широкой лентой с бантом сзади. Рукава имели обычно вид большого буфа. Платья шили всегда из светлых шелковых тканей. Непременным дополнением были веер, шаль (или шарф) и маленький ридикюль». (Н. В. Карева, «История костюма»).

…Как давно это было! Два года, — а точно целая жизнь промчалась.

Алина закрыла дневник. Часы на камине прозвенели двенадцать раз — двенадцать раз повернулась стеклянная зеленая сфера меж золоченых колонок.

Звон часов словно пробудил Алину: она вспомнила, что мужа нет дома уже третий час и что он сейчас там.

Базиль вернулся после отпеванья, с дядюшкою. На дядюшку смотреть было нельзя, до того он казался страшен своей бледностью и как-то жалок, — вот именно жалок! Точно ростом уменьшился и еще более похудел.

Алина не стала встречать их, все увидала через окно. Но Базиль к ней тотчас явился и стал громко и многословно (слишком громко, казалось ей) рассказывать о том, что церковь была полна народу, что вдова дома осталась, зато явились все послы, а французского простолюдины приняли даже за государя, — так величествен был в своей скорби барон де Барант. Но в толпе придворных шушукались равнодушно и больше говорили о Натали, об ее непростительном легкомыслии; жалели очень д'Антеса и боялись возможных волнений черни.

Алина смотрела на круглое, нежно-румяное лицо Базиля с восточными печально-выпуклыми глазами и красненькими губами, и ей опять, в который уж раз, удивительным стало, что когда-то — совсем недавно — она любила этого человека.

— Что дядюшка? — спросила Алина тихо.

— Ах, Сергий Семенович все принял так близко к сердцу, едва на ногах держался. Но впрочем, это немудрено: покойный Пушкин был друг его молодости… И потом, он слишком понимает, какого человека лишилась наша Россия…

Алина вдруг рассмеялась:

— Оставьте меня!

Но тотчас он вышел — и Алина сама решила ехать на отпеванье. Она велела заложить маленькую карету.

В зале ей встретился дядюшка. При виде ее он, казалось, еще более побледнел; левая рука его задрожала. Глаза Алины и Уварова встретились на мгновенье. — и он отвернулся.

Алина молча мимо прошла, не здороваясь

К отпеванью она опоздала, хотя народ еще толпился у церкви, медленно расходясь.

— «Я не увижу его!» — подумала Алина с тоской. — «Не увижу его лица… Чего я боялась, — нужно было ехать утром на отпеванье…»

Она вернулась домой, легла и точно в кромешную тьму провалилась. А проснулась к ночи уже — и снова ужасные мысли, тоска и это знание истины о случившемся заставило ее безмолвно мучаться и плакать тихо по временам.

Ну а мы вернемся опять на два года назад.

Итак, тогда начались первые, еще нечастые и избирательные выезды Алины в свет. Под присмотром тетушки бывала она то у ближайших родственников, то у некоторых знакомых. Появление ее в свете — нет, пока еще только робкое заглядывание в щелку двери бального зала — оказалось уже замечено. В обществе явилась богатая невеста, хотя внешность и не выдвигала ее в круг первейших красавиц.

Ах, Алина еще так мало знала людей и себя! И тревога — эта вечная спутница уходящего полудетства — прорывалась в каждой строке ее дневника. «Кто я? Какая я? То ли я делаю? Что меня ждет?» — вопросы эти не давали Алине покоя, и часто сердце ее сжималось от предчувствий, — она и не предполагала даже, насколько порою верных…

В это тревожное время Алина обрела подругу.

«Ее зовут Мари Барятинская. Близкие называют ее Мэри или княжною Мэри. Как странно: мы даже и не понравились сразу друг другу. Но тетушке очень хотелось, чтобы мы подружились: семейство Мэри так близко ко Двору! Мне же было это совсем неприятно: я слышала, все Барятинские крайне высокомерны. Чванство, кажется, в крови даже у их болонок.