Валерий Золотухин - Болезнь… (Дневники)

Сережино сочинение

Последнее время эта тема стала для меня самой важной. Раньше я, как и все, интересовался этим вопросом, но теперь… Теперь мне это не дает покоя. Ответить не могу. Я учился, ждал каникул, потом каникулы наступили, и яне знал, что делать. Человек ждет смерти, но он не думает, что он будет делать потом. Кто-то напишет лучше меня, и всё время кто-то пишет лучше меня. Кто-то знает что-то лучше, и он(а) тогда выставляет это напоказ, как это возможно. Я не знаю, насколько хорошо я знаю что-то, и я боюсь сказать это, потому что могут засмеяться, сказать, что я знаю это плохо. Я не трус, но я боюсь. Философы пишут о смысле, о цели жизни, но я пишу то, что я думаю. Конфуций сказал, что это опасно. Я люблю сюрреализм, я стараюсь в нем жить, и иногда это получается. Если б у меня была машина времени, то я бы уехал лет на 10 -15 в прошлое. Кто-то напишет лучше меня, и его работа мне понравится больше моей собственной.

Кому-то наплевать на смысл жизни и на сюрреализм, и на то, что он(а) напишет хуже других.

Я что-то хочу сказать, а кто-то бах, и уже сказал(а).

Дурно мне.

4+

Так вот, уважаемая! Тот, кто это написал, зачат в любви и рожден от гениальной мамы, а не потому, что кто-то забыл подмыться.

Квартира № 57 дома № 2 – Лобачевского. Квартира охраны. Рэкета. «Мы уедем, приедут другие», – проговаривается мальчик. Бабушка прерывает, затыкает его реплики своей речью. Папа в Будапеште. За ним охотятся в Екатеринбурге. Он какой-то миллиардер или еще хуже. Вполне возможно, что убийца. Жена инкогнито с сыном прилетела в Москву для встречи с мамой и племянником. Он в Москву из Екатеринбурга. Люди живут по-разному. Это – богачи. Она вызвала и подруг детства. На столе – от Чинзано до черной икры. У мальчиков дорогие фотоаппараты, они без конца щелкают и перезаряжают пленку. Бесконечное видео. И т. д. Мама в Екатеринбурге охраняет двухэтажный дом. Теперь там две огромные собаки – не так страшно. Ванна – на четверых, с пузырьками и крышкой. Я сегодня не мог завестись – сел аккумулятор. Мне скажут, что моей жене надо меньше пить, тогда бы у тебя была другая машина, которая бы заводилась. Мою жену вчера довели до психоприпадка звонки, что искали в ее квартире Л.А. и B.C. Я сижу на месте Галин. Н., покойницы, царство ей небесное. Но, тем не менее, я жду звонка. «Дурно мне». Вчера я звонил моей маме. И долго с ней разговаривал. Радовался внутренне, что у нее бодрый, свежий голос и чистый ум. Ей 84. «Лев Толстой дожил до 82, а мне уже 84». – «Мама, Гоголева дожила до 93, и ей Толстой не указ». Мама радуется: «Вовка две недели не пьет. Таня подала на раздел, на развод. Он испугался». Рассказал ей про Дениса. «Отец строит церковь, сын в семинарии. Ну, ладно, ладно». Ни тени осуждения. Ладно, ладно.

Заехал я в парикмахерскую, и мне сделали простую стрижку за 3 тысячи. Я из благодарности добавил еще 500. Глянул на себя в зеркало и обомлел. Так можно только поиздеваться. Буду говорить, что это для роли. Не вернешь – ни слов, ни волос, ни 500 рублей сверху. Она так правила меня машинкой, что у меня на шее рубцы, раны. Ножницами она натыкалась на свои пальцы. Господи! И тут оболванили, а я еще и отблагодарил.

В 2 часа передача о Таганке.

Сколько же говна из меня сегодня вылилось, выплеснулось, выкрикнулось. Теперь – молчание, теперь – тишина.

Я снова сижу в келье, я – после сытного обеда, после съемки в пользу Собчака. Агитировал по просьбе Фурмана за партию «Движение российских демократических реформ». Господи! Хоть бы «наша» взяла. До того противно всё.

– Всё нормально, – так сказал Борис, как сказал юрист о договоре. Договор юрист взял с собой до понедельника. Борис заверил, что договор будет подписан и «во вторник вы уедете за книгами». Дай-то Бог! – Но Любимова нужно обязательно поставить в известность, иначе он может выкинуть такой фокус, финт и пр. И заинтересовать. А заинтересовать его можно одним. Да, да… именно… и чтоб там и его автограф стоял, книгу это только поднимет в цене.

Вечер. Надо спать и не рассуждать о демократии.

Днем работа с Сапожниковым. Были все исполнители, и, кажется, воодушевлены. Странный спектакль у югославов. И – ожидание телефонного звонка. Ну, позвони же, позвони, пока не улегся я в койку.

Форма.Надо сохранять и поддерживать форму.

Какие стыдные разговоры вёл я сегодня. Неумные, злые и просто бездарные. Я как бы защищал честь семьи, но это всё псевдо – так не защищают. И надо мной смеялись и делали правильно. Дернулся от старости, что ли.