Чингиз Гусейнов - Неизбежность. Повесть о Мирзе Фатали Ахундове

— Фатали, — позвала Тубу. Он закрыл глаза. — Ты меня слышишь?

Рука его повисла. Тубу прикоснулась к ней и вскрикнула: — Нет! Нет!..

ночью что-то зашевелилось, «змея!» — отпрянул Фатали; безотчетный с детства панический страх; оказалась веревка, «к чему бы?» тонкая, но крепкая, «ах вон оно что!.. ну нет, этого вы не добьетесь!..» эй, кто там есть?! что-то лязгнуло, и снова тихо.

и я сказал: капля моей горячей крови упадет на землю, вырастет высокий камыш, срежет его прохожий, сделает свирель, заиграет на ней, и снова повторится — схватят, казнят, и капля крови горячей…

арестовать, не объяснив причину! привезти в крепость как вещь, когда ж объявят? молчание, мертвое молчание, за мысли не судят!

гвоздь, но не вытащить вентилятор! обломать его зуб!

и на стене во тьме рука водит, но глаза не видят. фальшь, фита, фокус, фраза, фанатизм — что еще? филантроп, фарс, форс, фарси.

бунт? я слишком умен для таких глупостей!

Александр рассказывает: был Аскер-хан, петрашевец, где он теперь? читал «Илиаду» Гомера, к чему бы? и критика этого сочинения, что он, спятил?! в кружке, и о смерти Пушкина, о гнусном подсылателе записок.

«а я вам, господа, моего земляка Фатали…» и Шиллера читает Аскер-хан, это ж талант! трагик! и предисловие к программе, какой? о союзе племен? «вы глухи к степи! глухи к горам! вам нет до инородцев дела!..»

или рассказать вам о высокогорном озере, ах, какие красоты в нашем краю, в Гяндже, извините, Елизавег-ноле, горное озеро, и на дне густой лес, так тряхнуло, что гора откололась и запрудила горную реку, что говорит народ? читай, Аскер-хан!..

«ну, вы это бросьте! как же никогда не было Наполеона? а Москва? а пожары? а обгорелые стены громады Зимнего? миф?

«и ты в меня камнем!» так как же, читать мне о войне на Кавказе? читай! читай!

но где мне найти фантастическую повесть Аскер-хана?

в восточном вкусе, даже предназначалась к печати! читалась по корректурным листам! и уже Александр, читает: «о где вы теперь? и ты, Рылеев, и ты, Бестужев, поэт и воин, проклятье терзающим своих святых пророков!.. а может, кто из вас свободную душу продал тирану и кладет рабские поклоны перед его порогом? или продажным языком славит его торжество и радуется мучениям прежних друзей? или в отечестве моем, моею кровью упиваясь, как торжество представляет царю?! когда и я был в оковах и, ползая как змея, я притворялся, обманывая деспота, но перед вами я всегда был преет, как голубица, кто из вас подымет голос противу меня, на эту протестацию я буду смотреть как на лай собаки, которая так сроднилась с цепью, долго носимою, что кусает спасательную руку, освобождающую ее».

и Аскер-хан бледный слушал, из Мицкевича, это ведь только кажется, что стены Метеха толстые, дойдет, пройдет и через стены поплывет будто белый-белый-белый пух, выбитый из черного окошка каким-то глубоким вздохом, когда и вся душа будто уходит из тела.

может разом — и нет? зубом вентилятора! эх, фурфу-ристы!.. пропагаторы!..

и этот запах свежей краски.

ах, занимался литературою?! за освобождение крестьян был? желал добра отечеству?.. был гражданином?.. рассуждал о возможности печатать за границей запрещенные книги?!!

лишить! военный суд! возмутительная переписка двух принцев! копии!.. лишить на основании Свода военных постановлений чинов, всех прав состояния!.. и подвергнуть смертной казни расстрелянием!..

однако ж, принять в уважение облегчительные обстоятельства!.. преступное начинание не достигло вредных последствий, быв своевременно предупреждено!..

монаршее милосердие — каторжная работа в крепостях!.. а потом пришли и вывели, когда вышел на улицу, яркий свет резанул, но снова привычная темнота. в карете как в Стамбуле, когда забрали: один рядом, двое напротив, а потом второпях кузнец заковал ноги; железные кольца, и молотком заклепали гвозди, тряская кибитка, запряженная курьерской тройкой, и железо растерло ноги, вот-вот до кости доберется, в обмен на заподозренного в шпионаже и схваченного султаном закадычного друга Никитича, орудовавшего в Константинополе, неужто Богословский (?!) Фатали был тайно выдан султану, о чем узнает-таки шах, хотя ему торжественно было заявлено, что Фатали заточен в Петропавловскую крепость, что его будут судить и сошлют в Сибирь, но некогда великая держава так обессилела, что даже на обиду не хватило эмоций, лишь гневные слова, и то не высказанные вслух.

— Мы не позволим, чтоб тело грешника, чья душа в аду, в кипящей смоле, было погребено на кладбище правоверных!