Ринат Валиуллин - Алмазы для Бульварного кольца

После того, как собравшиеся мужчины выпили по первой, а дамы одобрительно вкусили по паре глотков кайпириньи, разговор продолжился тем, что советские артисты, собравшиеся за столом, не хотят жить на гастролях по указке Бабули, который тщательно следит за «облико морале» своих подопечных:

– Он мне не Карабас-Барабас, а я ему не Буратино! – в сердцах воскликнул баянист Витя и тут же предложил выпить до дна за кубинско-советскую дружбу, как будто ища у «компаньерос» защиты от их изверга-худрука.

Разговор время от времени расползался на «междусобойчики», поскольку каждому хотелось высказаться, а перевод, который обеспечивал Гриша, не всегда успевал за горячими мыслями и словами собравшихся. Периодически внимание собеседников приходилось собирать в кучу дежурными патриотическими тостами, на которых хоть как-то концентрировалось растекавшееся в разные стороны коллективное сознание. Кубинцы, не очень привыкшие к крепким напиткам, пьянели быстрее, но их советские товарищи, будучи более стойкими к алкоголю, тем не менее, брали количеством и частотой тостов, столь же успешно достигая нужной им кондиции.

Мигель начал рассказывать об Эфиопии, где советские и «кубаши» выполняли миссии, сходные с теми, что им приходится выполнять и здесь, в Анголе. Когда они с Григорием отошли в сторону от стола, чтобы не дымить на всегда берегущую свой голос Валентину, размякший от спиртного кубинец по секрету сообщил ему, что в Эфиопии он переболел несколько раз малярией, и на ее фоне у него развился цирроз. Как врач он прекрасно понимал, что жить ему осталось недолго. Гриша как мог попытался отвлечь кубинца от тяжелых мыслей и поведал ему, что к его другу Олегу приехала жена, и у них сейчас происходит довольно тяжелый разговор. В ответ Мигель как истинный сын горячего и страстного кубинского народа предложил тост за любовь.

Ребята из «Мозаики» были поражены, узнав, что кубинцы являются врачами-добровольцами и работают в Луанде по договору, подписанному между двумя правительствами: зарплаты они не получают, в отличие, кстати, от неплохо зарабатывавших советских специалистов, гражданских и военных. Единственное, на что они могут рассчитывать, правда, в неограниченных объемах – это на еду, спиртное и сигареты, имея полное право приглашать к себе друзей и угощать их за счет ангольской стороны.

Гриша, как и многие молодые люди его поколения, умел немного играть на гитаре. Взяв у Мигеля инструмент, он исполнил песню, которую нашел как-то в одном кубинском песеннике:

– Я никогда не знал ее мелодии, и поэтому придумал свою. А певца вы должны хорошо знать, – сказал он, обращаясь к «кубашам». Это – ваш мастер революционной песни Освальдо Родригес.

Услышав известное имя, кубинцы воодушевились. Мигель добавил, что он очень хорошо знает Освальдо и предложил:

– Давай запишем твою версию на магнитофон, и я передам ее Освальдо. Если она ему понравится так же, как и его собственная мелодия, амиго Грегóрио, я тебе обещаю, что попрошу его спеть ее специально для тебя на очередном конкурсе песни в польском Сопоте, договорились?

Григорий запел «El Amor Se Acaba», о том, что любовь может кончиться, если ее, как тлеющий огонь, постоянно, ежечасно и ежеминутно, не поддерживать:

– Я посвящаю это исполнение своему другу, чья любовь, к моему большому сожалению, дала трещину, – сказал прежде чем запеть Гриша, обращаясь к закрытой двери в комнату, где по-прежнему выясняли отношения Олег и Лиза.

Освальдо Родригес был известен и даже популярен в СССР. Певец был слеп от рождения, и на сцену его обычно выводил помощник или кто-то из музыкантов. При этом голос у него был просто потрясающий. Песни Родригеса были не только революционными, но и вполне себе лирическими. Мигелю исполнение Григория понравилось, хотя он был знаком и с оригиналом.

В конце записи, когда Мигель уже нажал на паузу на кассетном магнитофоне, от входа в соседнюю с гостиной комнату послышались аплодисменты. Это аплодировали Лиза и Олег, чьи глаза светились недавним примирением и любовью, которую они все-таки смогли уберечь и сохранить.

Присутствующие в комнате взорвались ответными, еще более громкими аплодисментами. Кто-то стал спешно открывать шампанское…

Лиза и Олег стояли будто приклеенные друг к другу, и весь оставшийся вечер больше уже не расставались, как мальчик и девочка из младшей группы детского сада на прогулке, которые боятся потеряться.

К песенному процессу подключилась «тяжелая артиллерия»: Валя, недолго отказываясь, после настойчивых просьб собравшихся, затянула а капелла известную во всем мире песню «Подмосковные вечера». Кубинцы встретили их обожаемую «Las Noches de Moscú» на ура и просили Валю повторить ее как минимум раз пять за весь вечер. Один из друзей Мигеля, слушая ее, все время плакал, почти рыдал. Он не на шутку запал на Валю, и во время их совместного разговора, когда Григорий что-то ему объяснял, посетовал, что не может так же хорошо изъясняться на русском, как он, Гриша говорит на испанском: «Тогда бы Валя точно стала моей уже сегодня ночью».