Наталья Громова - Насквозь

Пастернак прав, – цепочки и скрещения судеб естественны и постоянны, просто для того, чтобы это понять, нужен больший объем времени. Нужно пройти некий отрезок жизни, чтобы цепочки связывались и завязывались, накидывались петли, ткалось полотно.

Отец обычно держал меня за руку, перебирая пальцами мои маленькие суставные косточки. Иногда я даже вскрикивала, потому что он не чувствовал, что делает мне больно. Но все равно я не выдергивала руку из его руки. Мы шли по Москве. Выходили с Театральной на улицу Горького и поднимались вверх к памятнику Пушкина. По дороге мы заходили в Филипповскую булочную, и там он покупал ароматную булочку с маком и душистый лимонад. Потом мы ели мороженое в сквере перед Пушкиным. Потом шли в кино.

Он рассказывал мне про картину Иванова «Явление Христа народу».

– Понимаешь, художник Иванов писал ее целых двадцать лет. Двадцать! И никому ее не показывал. Потому что он надеялся, что зрители, когда увидят ее – преобразятся! Станут другими! Что ко всем явится Иисус Христос, как прежде. Как у реки Иордан. И люди из прежних – станут новыми!

– И никто не переродился?

– Нет, – грустно и задумчиво ответил отец. – Но я никогда не читал Библию, я ничего не знал про эту историю. Ни про Распятие, ни про Страсти Христовы, но, когда я увидел эту картину, решил все узнать.

– Но ты же сам говорил мне, что все это неправда. Что религия выдумана, чтобы обманывать людей!

– Да, я так и думал. Но ведь Иванов писал «Явление Христа народу» почти двадцать лет – значит, что-то было!

– Ты меня совсем запутал, – недоумевала я.

Мы доехали до станции метро «Новослободская». За витражами колонн двигались маленькие человечки, их было очень много, они перебегали из-за одних стеклышек в другие. Я накрывала их ладонями через стекло и думала о том, открыть ли отцу после того, как он поделился своими сомнениями, что я вижу за цветными стеклами.

Я держала отца за руку – он лежал совсем слабый и все время забывался сном. Было понятно, что ему осталось жить совсем недолго. Иногда он просыпался и слабым голосом бормотал, чтобы я его простила за то, что я тут сижу, ведь мне надо куда-то идти, а я с ним трачу время, и снова засыпал. Вдруг он, еле шевеля губами, спросил:

– Ты меня не будешь презирать? – он задохнулся. Слов было слишком много для его уже обессиленного языка, но потом он снова набрал воздуха и сказал:

– Я крестился год назад…