Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

Размяв затекшие от долгой скачки ноги, плотнее завернулся в плащ, продолжая разглядывать горы. Шлем, закрывавший половину лица, и кольчуга были еще холодней, чем воздух. Он снова затоптался по земле, разгоняя кровь по жилам окоченевших ног. Снова заныло колено, и дала себя знать рана в плече.

Ветер ослабел, но вершины сьерры царапали брюхо исполинской тучи, – темная и плотная, она заволакивала мраком все на своем пути. Беззвучно вспыхивали в отдалении зарницы молний.

Промокнем до костей, подумал он с покорной досадой.

Приглушенный расстоянием, раскатился гром. И как по сигналу, медленно открывшему створки небес, крупные капли дождя негромко застучали о сталь шлема, начали пригибать к земле листья придорожного кустарника.

Он услышал за спиной приближающийся стук копыт. Оставив позади конвой, верхом на великолепном сером в яблоках «арабе» – Руй Диас самолично отобрал его из числа взятых в бою под Альменаром, – к нему ехал граф Барселонский. Из-под суконного провощенного плаща, который был столь длинен, что покрывал даже круп коня, выглядывали высокие сапоги с золотыми шпорами. На голове сидела изящная дорожная шапочка.

Руй Диас не двинулся с места, глядя, как он подъезжает. Капли-предвестницы ненастья уже превратились в заявленный ливень, в воздухе заколыхалась унылая серая завеса дождевой воды. Не уторапливая неспешный шаг своего коня, граф поравнялся с Диасом, но даже не взглянул на него. Казалось, он, не останавливаясь, поедет и дальше, к мосту, но тут словно бы передумал. Слегка натянул поводья, перевел глаза на кастильца и посулил:

– Мы еще увидимся.

Руй Диас выдержал его взгляд. И шапочка Беренгера, и его рыжеватая борода намокли от дождя, а глаза горели такой неистовой ненавистью, какая только доступна человеку.

– Думаю, да.

Граф придержал коня и даже чуть отвел от лошадиных боков каблуки, как будто теперь решил вовсе не ехать дальше. Он как будто размышлял, что еще сказать на прощанье, чтобы последнее слово осталось за ним.

– Не знаю, право, кем ты себя возомнил… Все, что у тебя есть, ты получил благодаря счастливому случаю. Да и получил не много.

Руй Диас выслушал молча. Что же, так оно и есть, подумал он. И потому вполне искренно кивнул, соглашаясь:

– Верные ваши слова, сеньор. Не много.

– Так что не заносись особенно, что заставил поклясться короля и победил в сражении владетельного графа. За все придется платить.

Руй Диас зябко поежился. Вода уже пропитала ткань плаща и стала просачиваться через звенья кольчуги.

– Знаю, – ответил он бесхитростно.

Граф выругался, а потом сказал:

– Ах вот? Ты знаешь? Ничего ты не знаешь. Ты – всего-навсего бродяга без рода, без племени, без отчизны. И ты, и твои люди, – он показал на Барбуэса и остальных, – гнусные наемники, проходимцы, перекати-поле. Приграничное отребье.

Руй Диас подумал и над этим.

– У меня, сеньор, есть добрый конь и добрый меч. А обо всем прочем Господь промыслит.

Он распахнул плащ, чтобы граф мог увидеть висящий на поясе меч Тисону.

И тот увидел и побледнел. А может быть, это молния, вспыхнувшая у них над головами, озарила его лицо белым светом. Он было собрался тронуть коня шпорами, но в последний миг снова остановился.

– Я – Беренгер Рамон Второй, граф Барселоны, Жироны, Осоны и Вика, – сказал он, и голос его подрагивал от ярости. – Ты понял, кто перед тобой?

– Понял.

– Я значусь в анналах истории, как и мой дед, и отец, как будут значиться там мои дети и внуки… А ты сгниешь на солнце на поле какой-нибудь безвестной битвы, или будешь повешен и станешь падалью, добычей стервятников, или сдохнешь в цепях в подземелье какого-нибудь замка… И в мире не останется памяти о том, кто ты есть и кем был.

Руй Диас снова наклонил голову в знак согласия, но на этот раз – как-то рассеянно. Потому что думал в это время о Химене и о дочерях. Дай бог, чтобы они были здоровы и благополучны. В Сан-Педро-де-Карденья, где не льет такой дождь. И все вместе сидят перед благодатным огнем очага.

Потом он подумал о Юсуфе Бенхуде аль-Мутамане, эмире Сарагосы. О восточных землях и о городе Валенсия. О воинах, лошадях, вьючных и верховых, о продовольствии, телегах, оружии – обо всем, что припасет и соберет к весне. Каждому коню положено двадцать мер корма и бадья воды в сутки, каждому воину – две с половиной меры провианта, вино, масло, чтобы сдобрить кашу, смазать снаряжение и оружие. Много чего еще надо предусмотреть до окончания зимы. По счастью, есть у него Ордоньес, Бермудес, Минайя, Барбуэс и остальные. Они – его кровные, истинные братья. Его семья. Им всем он может доверять. На миг перед его мысленным взором предстали ряды сияющих на солнце шлемов и копий, вьющиеся на ветру флажки, отряды верховых, которые гонят скот и вереницы пленных, оставляя за собой пылающие поля и дым пожарищ.