Артуро Перес-Реверте - Эль-Сид, или Рыцарь без короля [litres]

– Можете отпустить его под честное слово.

– И ты веришь, что Беренгер Рамон, выйдя на волю, уплатит выкуп?

– Сказать, не кривя душой?

– Ну разумеется.

– Я верю, что вы от него медного грошика не получите.

– Вот и я такого мнения.

Оба рассмеялись такому родству душ и общности взглядов.

– Ты мне нравишься, Сиди.

Руй Диас, не отвечая, неловко переступил с ноги на ногу. Он не привык к таким доверительным признаниям. Тем паче – из уст монарха.

– Я все это время наблюдал за тобой, – продолжал тот. – Ты умеешь повелевать. Ты не пользуешься привилегиями, которые тебе подобают: спишь, где все, ешь то же, что и все, рискуешь наравне со всеми. Если есть хоть малейшая возможность – никогда не оставишь никого из своих на произвол судьбы. Верно я говорю?

Руй Диас пожал плечами. Отвечать не хотелось, но и не отвечать на вопрос эмира было нельзя.

– Человек, который не заботится о том, чтобы нужды его подчиненных были уважены, – сказал он после недолгого раздумья, – не должен командовать ими. Нет людей, более чутких к вниманию со стороны своего начальника.

– И потому твои люди – а теперь они и мои тоже – готовы идти на смерть по одному твоему слову или взгляду.

– Да, все они отважные воины.

– Не в одной отваге тут дело, ибо здесь, в приграничье, отвагой никого не удивишь… Но даже трус, если знает, что ты смотришь на него, дерется как лев. Это так, Лудрик, это так и никак иначе. Всевышний, который все видит и все знает, благословил тебя этим даром.

– Вы позволите – я кое в чем признаюсь вам?

– Разумеется.

– Нет человека боязливей, чем я в преддверии битвы.

В красноватом отсвете костров стало видно удивленное лицо Мутамана.

– Ты это всерьез?

– Когда я разрабатываю замысел сражения, то стараюсь представить и предусмотреть все, что может пойти не так.

– Предусмотреть – и предотвратить?

– Да, по мере возможности.

– Ты прав… И я видел, как ты делаешь это.

На горизонте погасла последняя полоска света, и стало казаться, что в небесный купол воткнули мириады серебряных гвоздиков. Эмир поднял голову, рассматривая звезды:

– Удивительный ты военачальник, Лудрик… Можешь быть грозен для врагов, неумолим к ослушникам и нежнее брата – к храбрым и верным. Ты наделен внутренней силой и жестокостью настоящего властелина. Ты суров и справедлив. И – что еще важней – ты умеешь смотреть на мир глазами христианина или мусульманина в зависимости от того, что требуется.

– Делаю, что могу.

– Ты делаешь много больше или, может быть, обещаешь меньше, чем можешь… Легенды обычно складываются о тех, кого уж нет на свете. А ты – живая легенда, Сиди. С тобой я одолел бы и людей, и демонов, и ангелов небесных.

Мутаман говорил, не отводя взгляд от звезд на небе, отражавшихся в его глазах. Запрокинутое к небу лицо, обведенное каймой красноватого света, было обращено к Плеядам.

– Я бы должен ревновать к тебе… Государю надлежит с подозрением относиться ко всему незаурядному.

Руй Диас не нашелся, что сказать на это, а потому промолчал. Эмир вздохнул еще печальней:

– Что касается нашего высокородного пленника, то я не вижу иного пути, как отпустить его… За его рыцарей попросим выкуп, и пусть сидят, пока граф или их семьи не заплатят. Но его самого надо освободить. Ты ведь согласен со мной?

– Да.

– Но из него надо будет вырвать обещание не оспаривать наши права на Монсон и Альменар. Это касается только нас с братом. Король Арагона уже умыл руки, как говорят у вас, у христиан. Пусть и Беренгер сделает то же самое. Возьмешься?

– Могу попробовать.

– Иншалла . Помоги тебе Аллах.

– Освобождение в обмен на обещание?

– Именно так.

– Сомневаюсь, что его честное слово будет много значить в таком деле.

– Я тоже сомневаюсь, но это лучше, чем ничего. Я велю составить бумагу по-арабски и на его языке – пусть он ее подпишет и скрепит своей печатью. Поговори с ним завтра и постарайся добиться его согласия.

– Это будет непросто, государь. Дипломатия – это не мое. Боюсь, сегодня я уже доказал это.

– Да уж мне доложили о вашей стычке… Лопнуло терпение, да?

– Почти.

– Я знавал его брата, к которому Рамон потом подослал убийц. Он был столь же горд и вспыльчив. Это у них семейное… Так или иначе, поговори с ним. Убеди. Пригласи на ужин. Я пришлю тебе из моих запасов вина и кое-какой снеди. Устрой все честь по чести.

С этими словами эмир отвернулся, показывая, что разговор окончен. На следующий день он возвращался в Сарагосу и нуждался в отдыхе. Они медленно двинулись к его шатру, окруженному чернокожими стражниками, еле различимыми во тьме. Внезапно Мутаман остановился возле вкопанных в землю факелов: