Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс

— Я был увлечен работой, Мериптах. Все внимание, весь я ушел в эту скульптуру, что лежит у моих ног. Я забыл о почтении к богам... Меня наказал теперь сам Рэ: яркий свет убивал мое зрение. Завистливый Сет, покровитель пустыни, засыпал мои глаза мелким песком. Вот сижу я сейчас, а надо мной ночь... Ночь, еще маленькие танцующие звезды вижу я... Это все, Мериптах, все, что мне осталось... Ты можешь завершить мое дело, только ты...

— Учитель, чья рука прикоснется к твоему творению? Кемт мало знает художников, равных тебе...

— Но они есть — ты один из них.

— А кто даст этому камню именно ту жизнь, что задумал ты, Учитель? Кто бы ни взялся продолжить, он сделает это по-другому.

— Ты прав, Мериптах, ты прав: искусство неповторимо, как мы сами... Прав ты, говорю я.

— А что... врачеватели?

— Вот говорят мне: боги лишили тебе зрения, они одни могут вернуть его...

— Значит, надежда еще есть!

— Надежда — это то, что не зависит от богов, а зрение могут вернуть только они...

Большое горе постигло Рэура, но и оно не сломило окончательно волю художника. Сегодня он — на время! — прощался с начатой им скульптурой и намеревался вернуться в Белые Стены, чтобы дома переждать беду: он и раньше слышал истории временной потери зрения. Кто знает... Болезнь глаз в Кемте обычное дело...

Когда оба они несколько успокоились, Рэур сказал:

— Долгий путь за твоими плечами — начало большого дела? Так думаю я?

— Верно, Учитель! Ты помнишь скалу, что возле Великой пирамиды?

— Помню, Мериптах. Рядом брат твой Анхи строит нижний заупокойный храм для нашего царя.

— Я хочу, Учитель, я хочу сделать из этой скалы фигуру льва с головой владыки Обеих Земель...

Рэур порывисто встал.

— Я понял, Мериптах, все понял. Кемт еще не знает подобного! Тысячи людей видят скалу, а ты увидел — скульптуру... Ты один! Боги вдохновили тебя. Как проста сущность великого, как проста, говорю я. Но не все глаза видят ее, не все уши слышали ее, не всякий ум постигнет эту простоту!

Радостное на этот раз волнение мешало Рэуру говорить. Мериптах же бережно приподнял его и повел по извилистой тропинке, не замеченной им вначале, вниз, к лодке. Учителю необходим покой, но Мериптах чувствовал, что это должен быть не «покой» узника, а отдых от света и пыли. Разговоры же о новом замысле только помогали отвлечь его от беды, точившей ум Учителя.

— Я отберу камень по поручению Анхи, Учитель. Отберу я быстро. Потом отправимся домой...

Царь принял Хеси на крыше дворца. Родственные отношения, связывающие их, не помогли сегодня сократить и смягчить ритуал встречи. Хефрэ молча наблюдал, как изящный вельможа прижался к полу и затем поцеловал протянутую ему босую ногу.

Хеси уселся на коврик и, глядя снизу вверх на владыку страны Кемт, спросил:

— Ты звал меня, Хем-ек? Я здесь. Приветствую тебя!

— Сенеб, Хеси. Ты — сидящий справа от моего Главного скульптора Рэура, что сейчас на южных каменоломнях. Мне нужен твой совет.

— Разве звезда может учить луну, как надо светить ночью?

— Тогда зачем ты занимаешь эту должность?! У тебя есть дом — он твой. А должность, занимаемая тобой, принадлежит мне... Может, ты не справляешься?

— Хем-ек, — поразмыслив, ответил скульптор, — я только имею свое мнение о вещах и явлениях. Может ли оно послужить советом? Не знаю...

— Хороший ответ. Смотри, Хеси: внизу у моего заупокойного храма есть скала. Один молодой скульптор просит разрешения высечь из нее Шесеп-анха...

Хеси помрачнел. Его красивое лицо стало жестоким. Тонкие губы точно слиплись. В черных глазах — жаркая зависть.

Царь усмехнулся:

— По тебе вижу — замысел хорош.

— Но я ничего не сказал, Хем-ек.

— Я вижу, Хеси, все вижу!

— Кто он?

— Мериптах.

— Еще никто не делал таких больших скульптур, Хем-ек, — осторожно заметил Хеси.

— Потому что никто не подумал о таком!

— Это трудно...

— Как все великое.

— Неподходящее место, Хем-ек. Вот, думаю я, там пирамида твоя, там Царство Запада, а скульптура Мериптаха будет говорить о жизни...

— О вечной жизни, Хеси!

— Но Шесеп-анх...

— У него будет мое лицо, Хеси! — жестко сказал Хефрэ.

Хеси понял.

— Именно это я хотел сказать, Хем-ек, — пробормотал вельможа. — Твое лицо на скульптуре придаст всему особый смысл.

— Твое мнение теперь?

Хеси тяжко вздохнул. Никто из придворных не мог привыкнуть к манере царя говорить прямо и требовать такой же прямоты от окружающих.

— Я за эту скульптуру, Хем-ек. Но только...