Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

Из Москвы от Ядвиги пришло письмо. Она писала, что искренне рада его успеху, а в конце, как бы между прочим, сообщила о своем замужестве. Эта весть больно резанула Степана по сердцу, он никогда не предполагал, что ему будет так неприятно, если Ядвига выйдет замуж. «Ну что ж, — сказал он, прочитав письмо. — Я тоже рад за тебя, хороший мой друг и товарищ...»

По случаю выставки Степан несколько дней не ходил на фабрику, а когда появился там, товарищи по работе встретили его торжественно, все как один поднялись ему навстречу, тут же протянули газету, выходящую в Милане, где была напечатана статья о художественной выставке. В ней много говорилось о его работах. Посередине полосы, между столбцами, была дана большая фотография «Тоски» с надписью: «Иисус страждующий».

— Черт возьми! — поразился Степан. — И горазды же выдумывать эти итальянцы!

Это же вовсе не Иисус, это он сам, и страдания, выраженные в скульптуре, не божеские, а человеческие. Степан собирался немедленно дать опровержение, но Уголино успокоил его, сказав, что на выставленной скульптуре нет названия, поэтому каждый, будь то специалист или простой посетитель, вправе назвать ее по своему разумению. К тому же газета католического толка, и будет лучше, если Степан не испортит с ней своих отношений. Скрепя сердце, он согласился. Название «Иисус страждущий» все равно не привилось, и в дальнейшем эта вещь по-прежнему стала называться «Тоской».

Вечером Степану принесли телеграмму: «Еду с венским экспрессом. Встречай... Ева».

— Вот это да!

Степан и обрадовался и в то же время растерялся. Как он примет ее в этой мастерской, где нет ни кровати, ни стола? «А впрочем, она, надо полагать, едет с деньгами, — решил он. — Поселится в гостинице. Только вот хлопот с ней не оберешься...»

Степан приехал на вокзал, не забыв купить по дороге букет роз. Особо нежных чувств к Еве он никогда не питал и, конечно же, не собирался создавать с ней что-то вроде семьи. Вместе с тем у него не было и причин относиться к ней плохо. А сейчас ему так хотелось, чтобы рядом был друг, который бы делил с ним и горести его, и радости. В глубине души он сожалел, что этим другом не оказалась Ядвига.

Он не знал, в каком вагоне едет Ева, и стоял посреди перрона, всматриваясь во все двери и окна, пока экспресс, сбавив ход, медленно проплывал мимо. Еву он увидел, когда перрон уже опустел. Она стояла среди чемоданов и узлов, оглядываясь по сторонам. Он подошел к ней и смущенно протянул букет.

— Стефан, я же тебя видела с твоим розами и не узнала! — воскликнула она, обнимая его. — Ты так изменился, весь оброс бородой.

— Ты тоже изменилась, стала такая тонкая и маленькая.

Вещей у нее было так много, что он не сразу решился, за что взяться.

— На кой черт тебе столько чемоданов? Чего ты в них привезла?

— Все необходимое. Мы с тобой обставим дом, будем давать приемы. Пока устроимся в гостинице. Я знаю, ты опять живешь в дыре, где пахнет соленой рыба...

Ева тараторила без остановки. Степан молча пересчитал чемоданы и узлы и решил, что лучше всего позвать носильщика с тележкой, иначе придется ходить взад-вперед несколько раз. Когда весь багаж был погружен в ландо, он велел кучеру ехать в ближайшую гостиницу. Ева было запротестовала: она хочет не в ближайшую, а лучшую. Но Степан успокоил ее, сказав, что в Милане вообще нет плохих гостиниц, хотя не имел об этом ни малейшего понятия.

Как Степан и ожидал, с приездом Евы на него свалилось столько различных поручений и обязанностей, что у него совсем не оставалось времени. Хорошо еще, что благодаря покровительству Вольдемаро, ближайшего друга хозяина, на фабрике Степану давали большую поблажку. Он мог по нескольку дней совсем там не появляться, в результате терял лишь деньги. Требование Евы — совсем оставить работу — он категорически отклонил: не хотел лишаться куска хлеба. Он знал, что Ева слишком непрактичная хозяйка, чтобы можно было целиком положиться на нее. В конце концов все кончится тем, что она сама окажется на его иждивении. По этой же причине он не перебрался и в другую, более просторную и светлую мастерскую, которую она хотела снять для него. Единственное, на что оно согласился, это — поселиться в пансионате, где у него теперь была небольшая комнатка и трехразовое питание в день.

В первое время Степан исполнял все капризы своей любовницы: водил ее по Милану, почти каждый вечер бывал с ней в театре, на концертах, иногда целыми днями валялся в ее объятьях. Но такая жизнь ему скоро осточертела: он не мог работать, а это для него самое страшное. Бывало, только придет в мастерскую, тут же появляется Ева. Если не потащит куда-нибудь с собой, то заставляет лепить с нее. Степан терпеливо сделал два ее скульптурных портрета и еще отдельную головку. Но она непременно хотела, чтобы он высек из мрамора с нее «Обнаженную» и уговорил Уголино поместить эту вещь на выставке.