Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

Молчание…

И вдруг шагнул вперед матрос Кубиков. Рябинин, словно не замечая его, обходил строй, пристально вглядываясь в застывшие лица матросов. Потом остановился перед Кубиковым, положил ему на плечо тяжелую руку.

— Молодец! — коротко сказал он. — Молодец, что не испугался признаться в своей слабости. Ведь кто-то да должен быть менее смел, чем другие. Позорно было бы, если сейчас промолчал, а потом подвел бы нас всех в сражении. А теперь…

Рябинин снял руку с плеча матроса и выдержал паузу, размышляя над чем-то. Вся команда затаилась в ожидании услышать, что кроется за этим «теперь».

— А теперь, — повторил командир, — ты, Кубиков, возвращайся в строй. Хоть ты и не из храброго десятка, но если у тебя хватило смелости не устрашиться насмешек товарищей, то, значит, у тебя хватит смелости и на то, чтобы драться с врагом!..

Вечером открылись каменистые берега Новой Земли. На вершинах скал кое-где уже синели матовые снега. Шхуна нуждалась в ремонте; тем более, ускользнувший враг наверняка запомнил ее, и теперь требовалось изменить ее облик: поставить на палубе фальшивую рубку, перекрасить борта. Для этого надо было завести парусник в какую-нибудь бухту, огражденную от волн и ветра. И, согласно приказу командира, шхуна направилась в недалекую губу, к берегам которой вышел когда-то Прохор Николаевич с горсткой матросов после гибели «Аскольда»…

Ветер крепчал. Малявко, задрав голову к небу, следил за уборкой топселей. Вверху, на страшной высоте, пробегая по тонким реям над бурлящей кипенью моря, работали мачтовые старшины — удавшиеся в своего отца сыновья покойного шкипера. Из гулкого чрева шхуны, заглушаемые грохотом волн, выбивались наружу через открытые люки перестуки мушкелей, сипенье ручных насосов, откачивающих воду из полузатопленных трюмов, да раскатистый говорок мичмана. Натянув на затылок поля зюйдвески, стоял за штурвалом Жора Мурмылов.

А вот и губа, по вспененной поверхности которой уже несутся навстречу шхуне легкие байдарки ненецких охотников.

— Лево на борт!.. Одерживай, правь между рифов!..

И, с налету проскочив прибрежные камни, парусник влетел в бухту. Упали паруса, быстро свернутые под реями в тяжелые коконы. Загремела цепь, стремительно бегущая за рухнувшим на глубину якорем. Наложил боцман на цепь стопора, обтянули матросы снасти, марсовые сбежали по вантам на палубу — и шхуна уже оказалась в кольце байдарок.

— Дедушка Тыко! — крикнул Рябинин, сбегая с мостика и помогая подняться на борт старому охотнику. — Здравствуй!

— Ань-дорова-те, — ответил старик и покачал головой.

— Ты узнаешь меня, Тыко?

— Стар я, слепну, — ответил охотник.

— А где Нага? В становище?

— Стар, стар, — пробормотал старик, не расслышав. — Уже на солнце могу смотреть не жмурясь…

— А помнишь, я пришел со своими людьми вон оттуда! — и Рябинин показал рукой на восток, где черные хребты наседали один на другой, лоснились поля щебенки, отцветал серебряный ягель — и так до самого Карского моря.

— Голос твой слышу, — ответил старик. — Если это ты, я рад. Только уходи отсюда и забери все наше становище. Не жить нам здесь.

— Или охота плоха, что уходить решил?

— И нагакняк есть и тивуйлек [28] Нагакняк — тюлень; тивуйлек — морж (ненецк.). есть в бухте, — нараспев ответил старик. — Белый хозяин, улоддадебогго, сам подходит на мушку. Но ты забери нас… Чужая железная лодка не уходит. Стар я, но еще слышу, как стучит она в камни, словно пензер шаманий…

Охотники помоложе разом закричали со своих лодок, и Рябинин понял из их отрывочных восклицаний, что примерно с середины августа неподалеку находится чужой корабль без людей; напуганные обстрелами соседних становищ, ненцы не хотят жить рядом с кораблем, который… воняет керосином, как определил один самый молодой новоземелец.

Этим кораблем оказалась немецкая подлодка, которая безжизненно покачивалась в соседней бухте, и волна, набегая с моря, била ее днищем о каменистую отмель, — от этого и получался далеко слышимый скрежет, который дедушка Тыко неудачно сравнил с ударами шамана в священный бубен. Рябинин, стоя на вершине скалы, долго присматривался к субмарине, вдоль острого носа которой были наляпаны белилами кривозубые челюсти акулы. Он даже не верил своим глазам: казалось, что вот сейчас откинется люк, оттуда вылезет офицер и…

— Была не была, — сказал Рябинин, скидывая с себя китель, — тут мелко, и плыть, наверное, не надо.