Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Это не дело! — перебил его с комингса Рябинин, и все повернулись в его сторону. — Не дело, — повторил он, подходя к столу и наливая себе водки. — Хорошо нам сидеть за этим столом, в тепле, при свете, когда два якоря держат «Аскольд» за грунт, а вспомните, каково в походе бывает?.. То-то, брат, тяжело в походе!.. Я вот сейчас радиограмму одну прочел: в полосе девятибалльного шторма торпедирован наш траулер «Абрек». Помощь придет нескоро, а ведь тонут наши товарищи — рыбаки. Я это не к тому говорю, чтобы выпить за тонущих — глупо было бы! — а вот за тех, кто в море, за тех, кто несет патрульную службу, кто принимает сейчас бой, и за тех, кто сейчас спешит на помощь торпедированному «Абреку», — вот за всех этих и надо нам выпить! Правильно, матросы, коли вы понимаете, что такое моряцкий обычай?..

— Правильно!

— Ну вот и выпьем, — сказал Рябинин, чокнувшись в первую очередь со смущенным лейтенантом…

Скоро в кубрике сделалось шумно, вентиляторы, ревущие из-под трапов, едва успевали вытягивать духоту. Говорить же старались все разом, благо слушателей было куда как достаточно, хоть отбавляй! Однако матросы не забывали подменить вахтенных, чтобы и те приняли участие в вечере. Кочегары — прямо от котлов, в хрустящих засаленных робах, и сигнальщики — прямо с мостика, в промерзших ватниках, — они тоже подсаживались к праздничным столам, потирая руки, радостно восклицали:

— Во, как хорошо-то у нас!..

Пеклеванный занимался тем, что целый вечер смешил Вареньку. Объектом своих насмешек он выбрал самого безобидного человека на судне — штурмана Векшина, а темой острот избрал для себя убранство стола. Дело в том, что из-за отсутствия на «Аскольде» штатной должности интенданта обязанности его исполнял после походов штурман.

— Вы знаете, штурман, — говорил Артем, — вы себе готовите неплохую старость. Будете в отставке директором бакалейной лавки. Только вот беда — воевать скверно. Еще Петр Первый говорил: «Интендантству, кокам, хлебопекам и прочей нечисти во время боя на верхнюю палубу не вылезать, дабы своим мерзким и нечесаным видом не позорить храброго русского воинства…»

Прохор Николаевич совсем по-домашнему, словно в компании хороших друзей, вышел из-за стола и весело сказал:

— А ну-ка, как у нас в Поморье говорили: время — наряду, час красоте… Старшина, выходи!..

Алеша Найденов весело тряхнул чубом:

— Эх, была не была!.. Какую?

— Нашу, поморскую.

— Алешка, жги! Рррасце-е-елую! — крикнул боцман.

— Чем с плачем жить, лучше с песнями умереть, — сказал Найденов и вышел на середину круга. — А ну, гармонист, кто из нас быстрее: ты пальцами или я ногами?..

Он постоял немного, точно загрустив о чем-то, потом не спеша, словно нехотя, стал перебирать ногами и, прищелкивая пальцами, зачастил речитативом:

Шаг сделался чаще, движения быстрее, и вдруг, подавшись вперед, он с гиком пролетел по кругу, почти не касаясь ногами палубы, встряхивая смоляным чубом.

— Цыган, — убежденно сказал Лобадин, — как есть цыган…

Не выдержал боцман и, заплетая скрюченными ревматизмом ногами, пошел вприсядку:

Его оттащили обратно, посадили за стол.

— Пей, старина, рассказывай о своей Поленьке, только не мешай…

Пеклеванный смотрел на Варю, видел, как загораются азартом ее глаза, и не удивился, когда она встала, присматриваясь к ритму бешеной поморской пляски, — Артема самого подмывало веселье, и он невольно завидовал той суровой простоте в обращении с командой, какой обладал Рябинин.

томно и шутливо пропела Варенька, пройдясь по кругу легко, как пава.

Но гармонист уже не выдержал:

— Ой, дайте отдохну! Не успеть моим пальцам за ногами вашими…

— Вальс! Тогда — вальс! — объявила Варенька, хлопнув в ладоши.

Мордвинов, почти весь вечер одиноко простоявший возле радиолы, поставил пластинку. Варенька подхватила его, потащила за собой.

— Ну же! — приказала она. — Вальс!..

— Да не умею я, — взмолился он и сразу же наступил ей на туфли своим здоровенным яловым сапогом. — Видите — не умею…

— А ну тебя, бегемот несчастный. — И Варенька, бросив его, перепорхнула к лейтенанту Пеклеванному. — Вы-то, надеюсь, умеете?

Все как-то невольно расступились, столы отодвинули к рундукам, и пара молодых, оба лейтенанты, взволнованные этим танцем, — танцем, когда каблуки стучат по заклепкам, когда нагибаешься, чтобы не удариться о трубу паропровода, — они танцевали, пока не оборвалась музыка. А музыка, смешно и жалобно взвизгнув, оборвалась на самой середине, и все повернулись в сторону Мордвинова.