Кузьма Абрамов - Сын эрзянский

Не спал лишь Степа. Он думал о том, как испугалась бабушка, и досадовал, зачем он показал эту забаву с прутиком Володьке. Правда, Степе и в ум не могло прийти, что все так плохо обернется. Но от этого никому не легче.

Наутро Степа узнал об исключении из школы двух второгодников. Весть эту принес в класс сын церковного старосты. Потом школьники были свидетелями, как учитель этим двум переросткам велел идти домой и больше не приходить. Степу оставили в школе. Как стало известно позднее, за него заступился Алексей Иванович.

В этот день Степа долго не возвращался домой; учитель пригласил его в гости. Он так и сказал жене: «Привел к тебе, Ниночка, гостя». Жену учителя Степа видел раньше только издали. Их трехлетняя дочка показалась Степе красиво наряженной куклой. Степа стоял у двери, не смея ступить на невероятно чистый пол в квартире учителя.

— Проходи к столу, не стесняйся, — сказал Алексей Иванович, — снимай-ка шубу, у нас тепло...

Держа шапку в руках, Степа снял свою шубейку и переминался с ноги на ногу. Из затруднения его вывела жена учителя. Она взяла у него одежду и шапку и повесила возле двери на гвоздь.

Учитель выпил стакан чаю и поспешил на урок к второклассникам. Чаем со сладкими белыми лепешками угостили и Степу. Такого чая он никогда не пил раньше. Дома мать иногда заваривала чай из душицы, мяты или из стеблей малины. Но это было что-то иное, необыкновенно душистое и вкусное.

Убрав со стола посуду, жена учителя взяла с полки толстую книгу и протянула Степе. Кроме псалтыря, Степа других книг не видел и об их существовании не знал. А в этой было нарисовано столько всяких зверей, каких Степа и во сне не видел. Волка он узнал сразу. Узнал и двухспинную киргизскую лошадь, только она оказалась совсем не такой, как о ней рассказывал дядя Охрем. Голова у нее будто овечья, шея длинная, ноги — коровьи, на спине два горба. Жена учителя долго смеялась над тем, почему он назвал верблюда двухспинной лошадью. Она прочла ему названия зверей — льва, тигра, медведя... Всех Степа не запомнил. Когда книгу просмотрели, она положила перед ним лист бумаги, дала карандаш и сказала, чтобы он нарисовал зверя, какого захочет. Степа нашел в книге верблюда и принялся рисовать его. Хорошо бы показать его дяде Охрему, чтобы тот знал, каков верблюд на самом деле.

Степа с увлечением рисовал, не замечая, как идет время. Нарисует, покажет жене учителя. Та где-нибудь поправит или велит нарисовать снова. Она почти не умела говорить по-эрзянски. Степа знал по-русски с десяток слов. Все же они понимали друг друга.

В сумерки, кончив заниматься со второй группой, пришел учитель.

— Как тут у вас идут дела? — спросил он и принялся рассматривать Степины рисунки.

— Как видишь, неплохо, — улыбнулась ему жена.

Степа молчал.

— Правда, неплохо, — похвалил учитель. — Первый урок у вас прошел даже замечательно.

Степа сообразил, что пора уходить. Он и так изрядно задержался. Надевая шубенку, он заметил на полке, рядом с книгами, вырезанную им голову волка. Учитель не выкинул ее, как это сделал поп, а поставил рядом с книгами. Радостное волнение охватило Степу. С этим чувством он и вышел на улицу.

По дороге Степа нагнал ребят, возвращавшихся из школы. Володи среди них почему-то не было. Ребята спросили Степу, почему не пришел в школу Володя. Этого Степа не знал.

— Сам ты, видно, где-то пробегал. Вот придешь домой — выпорют, — пробасил один из Володиных одноклассников.

Степа хотел сказать, что он был у учителя, но промолчал. Это было бы похоже на хвастовство, да ему могли и не поверить.

Дома Степу ожидала большая неприятность. Из-за нее и Володя не был в школе.

Вчерашнее происшествие с бабушкой обсуждалось в доме целое утро. Судили и рядили, кто же вчера приходил под окна, — ведун или шайтан. Бабушка Олена рассказала эту новость всем ближайшим соседям, а Настасья донесла ее до родительского дома. К середине дня об этом загадочном случае знало уже все Алтышево. К Самаркиным заглядывали любопытные с расспросами. Бабушка Олена всякий раз, пересказывая, «вспоминала» все новые подробности. Вчера вечером она говорила о большой голове и огненном языке. К утру к этой голове прибавились козлиные рога, баранье туловище и длинный хвост. Слушатели охали, ахали, крестились, шепча молитвы. Дед Иван, шевеля густыми бровями, глубокомысленно заключал:

— Это, должно быть, приходил не ведун и даже, может быть, не шайтан. Это, надо полагать, приходил сам сатана, только зачем — не возьму в толк.