Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Народ все видел, все копил в своей памяти.

К семнадцатому году религиозность народа — это уже во многом миф. Нет, народ в подавляющем большинстве поклоняется Создателю, но слишком часто это поклонение носит механический, обязательно-принудительный характер. Это не светлая, животворящая вера.

Отчасти поэтому большевикам удается с такой легкостью увлечь народ в безбожие, сокрушить храмы и святыни, подменить духовную ткань жизни энергией партийных ячеек, газетных столбцов и беспощадной войной всех против остального мира и каждого против всех…

Вместо креста над народом разгораются лучи пятиконечной красной звезды.

Еще недавно дети твердили вот такие стишки:

Гром гремит, земля трясется, Поп на курице несется!

Революция, свирепые гонения на религию, казни и гибель священнослужителей и верующих, кандально-жестокая, лишенная души власть ленинцев способствовали возрождению авторитета церкви в мнении народа.

Русские люди повернулись к ней с новыми чувствами и новой верой [8] Одному из идеологов сионизма принадлежат слова: наша задача не в том, чтобы нас стало больше там, где мы есть, а в том, чтоб мы появились там, где нас нет. В равной степени подобные высказывания можно отнести и к наиболее ярким выразителям идей и смысла и католицизма, который сейчас деятельно пытается обосноваться в России с удивительной миссией: христиан обращать в христианство! Значит, присутствует «нечто», что побуждает к этому Ватикан и стоящий за ним западный мир. .

Конвойный утром буркнул:

— Твоя, слышь, здесь, в бабьей половине. Велела передать: зря не тужи.

Значит, Анну тоже взяли! Но за что? В чем ее вина? Разве чувство к нему — вина?..

Откуда знать Александру Васильевичу, что Тимирева доживет аж до середины 70-х годов этого самого кровавого столетия в истории России и всю долгую жизнь будет хранить и нежить память о нем.

И уже не дано было знать Александру Васильевичу, что в Париже нелюбимая жена воспитает сына Ростислава в преданности памяти отца и напишет он об отце — адмирале и белом вожде — немало статей, очерков и даже обстоятельную книгу. Тут ему Софья Федоровна как мать много дельного подскажет — ни в каком справочнике не сыщешь…

Ростислав Александрович был на шесть лет моложе моей мамы — Власовой Марии Даниловны, урожденной Лымарь, — дочери казака из стариннейшего казачьего рода, корнями уходящего в Запорожскую Сечь, в толщу веков; людей вольных и неподатливых окрику или недостойному обхождению…

Сына Александр Васильевич любовно называл Славушкой.

С братом покойного государя императора Александра Третьего великим князем Владимиром Александровичем, завзятым жуиром и весельчаком (он прожил довольно долгую жизнь), в 1880-х годах случилась презабавная история, — презабавная, однако, со смыслом [9] См.: Последний Самодержец. Berlin, Eberhard Frowein Verlag, 1912. .

Объезжал он Волгу, и в Самаре к нему в ноги бухнулась древняя старуха, все пытаясь дотянуться до одежды, приложиться ей невтерпеж, ну разрывает ее без этого.

— Что ты стоишь на коленях и крестишься, бабушка? — спросил великий князь, несколько озадаченный столь пылким изъявлением верноподданнических чувств (придворные, поди, глаза платком промокали).

— А как мне, отец, не креститься? Ведь вот Бог привел под старость второго царя увидеть.

— А кого ж ты первого увидела?

— Самого нашего батюшку Емельку Пугачева…

Это уже русское! Нет, нигде такого не встретишь и не услышишь. Русь! Ну вот сочини такое.

Софья Федоровна и в самом деле много знала из того, чего не доверяют бумаге. К тому же доживали в Париже официантами, шоферами, носильщиками не только деникинцы, но и мороженные-перемороженные всеми стужами Сибири каппелевцы. Кроме того, изливали горечь в мемуарах белые генералы и министры. Еще хаживал в заслуженной пенсии браво-усатый «женераль» Жан-нен, да и до чехов рукой подать — считанные часы на поезде, — а уж чего только не выкаблучивали бывшие легионеры, Матка Бозка! Мужики аж до сих пор по Сибири крестятся…

Бывшие союзники покровительствовали белой эмиграции, даже открыли в Праге русский университет с настоящими русскими профессорами: пусть учатся, коли их, реакционеров, не додушили в Сибири и прочих землях бывшей Российской империи.

И впрямь, кто старое помянет — тому глаз вон. Тем более из-за участия этих самых легионеров в Гражданской войне у господ офицеров и прочих беглых оказались утраченными и более существенные «предметы»: родные, близкие, товарищи, имущество — и у многих в обилии — самые доподлинные части тела… И генералы Сыровы, Гайда, Чечек к услугам Софьи Федоровны: «Мадам, это — роковое стечение обстоятельств. Мы так ценили адмирала…»