Алексей Иванов - Тени тевтонов

— И остались у вас ещё на полвека, — бесстыже заметил Сигельд. — Надо было сразу раскошелиться.

Длугош взял со столика подсвечник и поднял огонёк, освещая Каетана.

— А вы как считаете, пан Клиховский, не обманывает ли этот человек?

— Он не обманывает, — помолчав, угрюмо сказал Каетан.

Длугош в задумчивости вернул подсвечник на место.

— Нет, я ничего не стану говорить королю, — отказался он. — Сначала ты, Сигельд, должен убедить меня, что уже нашёл ход. Тогда я и пойду к королю.

Длугош не сомневался, что король заплатит пройдохе даже наперёд: Казимир Ягеллончик — не Владислав Ягайло. Но опасность заключалась не в потере денег. Если Длугош пообещает королю, что Сигельд проведёт поляков в замок, а тот не справится, то король окончательно разочаруется в канонике. Можно будет постригаться в монахи и писать историю Польши — ничего иного Длугошу уже не останется. Нет, о лазе под стеной Мальборка король должен узнать только тогда, когда Сигельд отыщет дорогу. Ему, Длугошу, незачем столь опрометчиво ставить на кон свою судьбу и положение при дворе.

— Боитесь не оправдать ожиданий короля, святой отец? — проницательно спросил Сигельд.

Длугоша уязвила подлая догадливость этого мерзавца. Длугош понял, что Сигельд ему не нравится. Странно. Обычно ловкачи или проныры вызывают расположение — если, конечно, вредят не тебе, а другим. Так устроена природа человека: всегда приятно видеть, как попирается чужая гордыня. Но в Сигельде каноник ощутил какое-то жестокое и отталкивающее превосходство.

— Чем попусту болтать, лучше объясни, как ты надеешься пробраться в Мальборк, — сухо сказал Длугош. — Орденский замок — не спальня купчихи.

Каетан неохотно выступил вперёд и положил перед каноником большой, скрученный в трубку лист с болтающимися на шнурках печатями.

— Посмотрите, пан Длугош, — попросил он.

Длугош с недоверием развернул лист и обомлел: это было послание-бреве, подписанное самим понтификом — покойным Папой Николаем V.

До Кракова уже донеслось известие, что Папа учредил в Ватикане новую библиотеку. Когда под ятаганами османов пал злосчастный Константинополь, Папа сразу послал к султану Мехмеду своего легата, чтобы тот выкупил все книги ромейского архива. И в бреве, которое держал в руках Длугош, было сказано, что предъявитель сего — грамматик Святого Престола, отправленный приобретать или переписывать для апостольского книжного собрания церковные и светские хронографы, достойные общей памяти христиан.

— Где ты взял это? — Длугош негодующе вперился в Сигельда.

— Есть у меня приятель по прозвищу Исповедник, — пояснил Сигельд. — Он много последних исповедей слышал. Одна была от какого-то монаха. Его сундук мой приятель забрал себе: зачем сундук мертвецу с ножом в животе? А потом вещички покойного Исповедник проиграл мне в кости. Среди них я и нашёл этот лист. И теперь вот сообразил, как он может мне пригодиться.

«Сам ты и убил того монаха!» — подумал Длугош.

— Сигельд выдаст себя за скриптора из Ватикана, — хмуро сказал Каетан. — Будто бы он приехал переписать хронограф Ордена, пока Орден не пал.

Длугош тщательно взвесил услышанное:

— А ты, э-э… Сигельд… знаешь грамоту?

— Знаю латынь, — кивнул мошенник. — И говорю на многих языках.

«Он витальер!» — осенило Длугоша. В притонах ганзейских городов чернь славила этих пиратов Балтики и лучшего из них — Клауса Пей-до-Дна. Орден разгромил гнездо витальеров на острове Готланд. Сигельд был строен и силён, как моряк, и его желание уничтожить тевтонцев стало Длугошу понятно.

— В моём ремесле язык порой поважнее, чем ножик, — добавил Сигельд.

Каетан хотел одёрнуть его, положив руку на плечо, но не посмел. Длугош понял, что шляхтич боится витальера. И витальер в их деле главный.

— Но немцам Сигельда должны представить вы, пан Длугош, — тихо сказал Каетан. — Вам немцы поверят.

Длугош обомлел от такой дерзости. Оказывается, эти двое с дьявольской хитростью сочинили свой план именно под него! Он же вхож к королю. Он — негоциатор, который встречается с Верховным магистром. И он, каноник, может убедить магистра, что Сигельд прислан в Мальборк самим Папой!

Длугош уже был готов с проклятиями выгнать гостей из шатра, но в этот миг зачем-то посмотрел в глаза Сигельду. Глаза у злодея были как зимние проруби: тёмные и бездонные. В них таилось убивающее волю всеведение, словно Сигельд знал и прошлое, и будущее. Длугош почувствовал, что с этим человеком не надо спорить. Никогда. Убийца убивает, а Сигельд ещё и сожрёт душу. Хочешь избавиться от него — сделай, что он просит, и он уйдёт сам.