Виктория Мас - Бал безумцев [litres]

В тот самый день, когда бабушка с дедушкой познакомились, он, восемнадцатилетний, поклялся взять ее в жены. Бабушке тогда было шестнадцать. И еще до помолвки в знак подтверждения своей клятвы он преподнес ей подарок – фамильную драгоценность, передававшуюся из поколения в поколение много веков. Это был овальный вермелевый медальон, украшенный по контуру жемчугом в темно-синей оправе. В середине была миниатюра – женщина, наполняющая амфору водой из реки, – а с обратной стороны украшения будущий дед Эжени положил под стеклянную крышку прядь своих белокурых волос.

Бабушка надевала медальон каждое утро, без исключений, с того самого дня, когда получила его в дар, и потом, в ту пору, когда уже вышла замуж, когда родился их единственный сын, когда увидели свет внуки. В младенческом возрасте Эжени очень нравилось это украшение – девочка хваталась за него ручонками, едва увидев, дергала и теребила; тогда бабушка, из страха, что ребенок сломает драгоценную вещицу, спрятала медальон в нижний ящик комода, решив, что будет снова его носить, как только внучка немного подрастет. В то время семейство Клери занимало те же апартаменты на бульваре Османа; ее супруг и сын вели дела в нотариальной конторе, а она вместе с невесткой занималась детьми. Однажды после полудня, когда обе женщины гуляли в парке Монсо с маленьким Теофилем и кормилицей, слуга, которого Клери наняли совсем недавно, воспользовался отсутствием хозяев, чтобы обчистить богатые апартаменты. Он украл сколько смог унести – столовое серебро, часы, драгоценности, все, что мало-мальски блестело. Вернувшись к вечеру домой, женщины с ужасом обнаружили картину ограбления. Медальон, лежавший в нижнем ящике комода, тоже исчез. Решив, что слуга забрал его вместе с остальными вещами, бабушка проплакала целую неделю.

Шли годы, но она никак не могла забыть о медальоне и часто о нем сокрушалась, а после смерти супруга чувство той потери стало еще сильнее. Медальон был для нее не просто украшением – это было первое доказательство любви того, с кем она разделила свою жизнь.

И вот, оказывается, где медальон находился все это время – между планкой и днищем старого комода в ее собственной спальне. Восемнадцать лет назад слуга-воришка очень торопился – в страхе, что с минуты на минуту вернутся хозяева, лихорадочно открывал шкафы и ящики, хватал все, что под руку подвернется, закидывал добычу в холщовый мешок и перебегал из одной комнаты в другую. В спальне он в спешке выдернул нижний ящик комода так резко, что лежавший в глубине медальон выскочил оттуда и завалился в дыру между планкой и днищем. Там он и оставался с тех пор.

Город спит. В бабушкиной спальне Луи помогает Эжени поставить все тяжелые ящики на место. Они не обменялись ни словом. Сидя на кровати, пожилая женщина баюкает в ладонях медальон, поглядывая на внучку.

Когда задвинут до конца последний ящик, слуга и Эжени поднимаются с колен.

– Спасибо, Луи.

– Доброй ночи, мадам, мадемуазель.

Он бесшумно удаляется.

Луи поступил на службу в дом Клери вскоре после того ограбления. Обстановка была нервная, и хозяйское семейство несколько месяцев зорко наблюдало за всеми действиями нового слуги, опасаясь очередного предательства. Шли месяцы, превращались в годы, а Луи оставался с ними. Скромный и верный слуга, не позволявший себе лишнего слова и жеста, был из тех, благодаря кому буржуа могли тешить себя мыслью, что некоторые люди просто рождены для того, чтобы им прислуживать.

Эжени садится рядом с бабушкой. Аромат смоковницы уже исчез из комнаты – можно было бы подумать, что дедушка ушел, но Эжени еще чувствует тяжесть во всем теле. Обычно всякий раз, как ду́хи удалялись, к ней тотчас возвращалась жизненная энергия, словно, уходя, они отдавали ей то, что позаимствовали, чтобы явиться. Однако сейчас ее плечи по-прежнему налиты свинцом и она сидит неподвижно, опираясь двумя руками о краешек кровати.

В соседних комнатах все спят. К счастью, устроенная ею суматоха никого не всполошила.

Склонившись над медальоном, пожилая женщина делает глубокий вдох и решается заговорить:

– Как же ты узнала?

– По наитию.

– Не лги мне, Эжени.

Девушка с удивлением видит гнев на бабушкином лице – раньше оно всегда было благосклонным и ласковым, а теперь бабушка смотрит на нее в точности как отец. У главы семейства Клери и его матери, оказывается, есть одинаковая способность замораживать взглядом, суровым и осуждающим.