Олег Капустин - Судьба генерала

— Уважаемый Зейтун-баба, как, вы уже вернулись из Тифлиса? А где же ваш караван? Уж не ограбили ли вас? — широко разведя руки, воскликнул высокий полный купец в тёмно-синей чалме и такого же цвета кафтане, перевязанном по его толстому животу ярко-красным кушаком. Его румяное лицо с густой, длинной, выкрашенной хной бородой выражало неподдельное удивление.

— Да нет, уважаемый Мехрак, — ответил, почему-то смущаясь, Зейтун, опустив единственный глаз долу, — с товаром у меня всё в порядке, караван просто отстал… Тороплюсь, знаете ли, вернуться домой, слишком уж долго я просидел в этом чёртовом Тифлисе.

— Нашему молодожёну уж больно не терпится приголубить свою ненаглядную жёнушку, на чужбине он весь высох от страсти, в святые мощи превратился, бедняжечка! — вдруг громко прокричала одна из служанок у арыка и, вытирая полной загорелой рукой пот со лба, подняла круглое лицо и чёрными лукавыми глазищами уставилась, бесстыдница, на Зейтуна.

Несчастного купца всего аж перекосило, когда он услышал многоголосый смех, взвившийся, как стая испуганных уток, над арыком.

— Только вот молоденькие-то жёнушки уж больно не любят пересохших мумий, им подавай кого посочней и послаще! — прокричала другая девка-шахсевенка, азербайджанка из кочевого племени, звякая медными монетками, прикреплёнными у неё на платке на лбу.

— От сухого поста дети не родятся! — кричала третья, толстуха с заметно пробивающимися чёрными усиками на верхней губе.

Теперь даже мальчишки покатывались со смеху, показывая пальцами на известного всему городу своей скупостью и жадностью купца. Зейтун аж посинел от злости и, закусив до крови нижнюю губу, ударил пятками по бокам осла и с места в карьер понёсся в один из кривых переулков, который извилистым ручейком ответвлялся от широкого, полнолюдного канала главной улицы. За ним вприпрыжку кинулся высокий слуга в драном кафтане. Купец проклинал тот день, когда взял в жёны молоденькую девицу Шахрасуб. Она была из бедной, но уважаемой семьи местного богослова, муджтахида Ходжи-бабы, известного всей Персии законоведа и почти святого. Поэтому дочка учёного мужа вела себя гордо и независимо. А служанки молодой госпожи поговаривали, что порой с бродячими собаками на базаре ласковее обращаются, чем Шахрасуб со своим кривым муженьком. Но только так и можно было держать в узде этого злого и жадного купца, который до могилы довёл свою первую добрую и слезливую супругу. Прошло целых три года после новой женитьбы купца, а Аллах никак не давал ему детей. Правда, любой, кто хоть мельком взглянул на старого, кривоглазого Зейтуна, понимал, что Аллах тут ни при чём. Да и купец догадывался об этом. Поэтому-то и снедала его жуткая ревность, жгла его изнутри не переставая, особенно когда он уезжал за товарами в другие города. Вот и теперь нёсся сломя голову домой, оставив свой караван далеко позади, и не только потому, что хотел побыстрее избавиться от секретного пакета, передав его в руки своего покровителя, управляющего делами Аббас-мирзы каймакама Безюрга, но и потому, что вот уже два месяца не видел молоденькой жены. Ему, убелённому сединой старцу, было стыдно в этом признаться, но дело обстояло именно так. Зейтун весь переполнился желчью после сцены у арыка: кому хочется быть посмешищем всего города?

«Не может такая красавица, спелая, как розовый персик, которая просто жаждет любви, не украсить голову старого мужа-недотёпы ветвистыми рогами», — сокрушённо думал купец, приближаясь к своему дому.

Но одновременно с яростной злобой ревнивца в его душе всё больше, наперекор всему, разливалось чувство радостного нетерпения. Перед глазами расцветал образ его красавицы: луноликой, с замечательно нежной белой кожей, лукавыми огромными очами и полными гранатовыми губами. А как сладко пахнут её волосы, подкрашенные хной! Сердце Зейтуна уже билось, как у молоденького любовника перед первым свиданием. Он нетерпеливо бил ослика в бока каблуками кожаных туфель, заставляя его всё быстрее и быстрее перебирать точёными крепкими ножками. Чёрные копытца, как железные стаканчики, позвякивали на попадавшихся на дороге мелких камешках.

А тем временем в этот ранний утренний час в доме купца, скрытом от любопытных взглядов прохожих высоким глинобитным дувалом и густо разросшимся обширным садом, где цвели бело-розовым цветом груши, алыча, персики, вишня и абрикосовые деревья, было тихо. Изнеженные горожане ещё спали. На втором этаже у приоткрытого окна, наполовину скрытого ярко-зелёными листьями винограда, на мягких перинах, разложенных на полу, и многочисленных подушках и подушечках возлежала в одежде Евы молодая жена Зейтуна, прекрасная Шахрасуб. Даже солнце, заглянувшее поутру в комнату, застыло в восторженном удивлении, глядя на неё с восхищением, лаская своими жёлтыми медовыми лучами белоснежные возвышенности, шёлковые долины и очаровательные впадинки на великолепном теле молодой красавицы. Рядом с ней также непринуждённо раскинулся во весь немалый рост рыжеволосый молодой человек. Видно, утомившись слушать всю ночь пение соловьёв в ветвях цветущих под окнами деревьев, парочка забылась под утро в крепком сне.