Олег Капустин - Судьба генерала

— Ребята за мной! Ура-а-а! — бросился на вал редута.

Все увидели, как вдруг вперёд вырвался их генерал со знаменем в руках. За ним с ружьём наперевес бежал никому не известный молоденький офицер с золотым наплечником с аксельбантом на правом плече.

— Да видано ли дело, чтобы впереди нас в атаку наш генерал шёл с каким-то штабным, а мы бы сзади прохлаждались? — заорал во всю глотку один из седоусых унтер-офицеров гренадерской роты первого батальона и с криком «Ура-а-а!» кинулся вперёд, а за ним уже последовали и первый батальон, а потом и весь Ревельский полк, тяжело стуча ногами по сухой и утоптанной земле. И вовремя. Ещё несколько мгновений — и артиллерийская прислуга на флешах уже закончила бы заряжать орудия и второй залп мог бы смять атакующих. Но этого не случилось. Русские воины уже оседлали бруствер и, прыгая сверху в окопы, начали колоть артиллеристов и прикрывающую их линейную французскую пехоту. Николай Муравьёв, уже давно потеряв свою треугольную шляпу, сбитую картечью, обогнал генерала Тучкова и орудовал штыком в узком пространстве между орудием и краем амбразуры. И тут раздался оглушающий гром ближнего выстрела одного из батарейных орудий. Всё вокруг заволокло удушливое облако серо-белого порохового дыма. Оказывается, уже умирающий французский канонир успел поднести пальник с горящим фитилём к запальному отверстию стоящего рядом заряженного орудия. Пушка выстрелила. Весь заряд картечи обрушился на уже поднявшегося Александра Тучкова. Генерала разнесло в клочья. На бруствере осталось лежать только знамя Ревельского полка с перебитым древком и разорванным картечью во многих местах полотнищем. Так свершилась судьба Александра Тучкова под Бородином, судьба его и так страстно любимой им Марго, которая вскоре построила часовню, а потом и основала монастырь неподалёку от места славной гибели мужа, приняла постриг и навеки заточила себя в его стенах. Здесь же была похоронена. И до сих пор местные жители из окрестных деревень осенью в лунную ночь иногда видят бледную женскую тень, уныло бредущую по Бородинским полям.

— Это генеральша Тучкова, всё ищет тело мужа, — повторяют они и торопливо крестятся.

Николай, печально свесив голову, поехал в Главную квартиру. Его поразила эта неожиданная и такая страшная смерть молодого красавца генерала. Прапорщик пересёк Семёновский овраг и выехал в тыл 7-го пехотного корпуса, которым командовал генерал-лейтенант Раевский. И тут неожиданно встретил генерала Алексея Петровича Ермолова, поспешно направляющегося на левый фланг. С ним были две конноартиллерийские роты и командующий артиллерией всей армии граф Кутайсов. Николай доложил о событиях на Семёновских флешах.

— Ну, слава богу, — вздохнул Ермолов, — а мы уж с главнокомандующим думали, что наш левый фланг смят. Теперь можно и не спешить так, — махнул он рукой артиллеристам.

Но тут его внимание привлекла горсточка солдат, выбежавших из-за рощицы.

— Вы кто такие?

— Из Орловского полка мы, двадцать седьмой дивизии, ваше превосходительство, — ответил седовласый солдат без кивера, с перевязанной головой. — Француз там нашу батарею Раевского взял и сюда прёт.

— А вы, значит, убегаете от него? — вскинул брови генерал.

— Мы свой манёвр осуществляем, — проговорил бойкий молодой рыжеволосый солдат из-за спин товарищей и, явно испугавшись своих нахальных слов, вжал голову в плечи и спрятался за высокого артиллериста в полуразорванном, прожжённом мундире.

Все ожидали, что грозный генерал закричит на нахальное замечание солдатика, но Ермолов улыбнулся широкой улыбкой и проговорил, подмигивая:

— А теперь мы будем вместе осуществлять, но уже не ваш манёвр подальше в тыл, а мой — наоборот, вон туда, — показал он на виднеющуюся за рощицей верхушку только что потерянной русскими войсками высоты в самом центре своих позиций. — Кругом, за мной шагом марш, — приказал генерал и поскакал к Курганной высоте.

Когда Николай вслед за генералом обогнул рощу, он увидел печальное зрелище. Нестройные толпы солдат в зелёных мундирах отступали от укреплённого холма, прозванного уже во всей русской армии батареей Раевского. Французы же назвали его мрачно-торжественно — «Редутом смерти». Среди этих покрытых пороховой копотью, грязью окопов и пылью дорог угрюмых вояк бился как рыба об лёд маленького роста пехотный генерал. Это был начальник 26-й пехотной дивизии генерал Паскевич. Он пытался остановить своих бойцов, но ему это не удавалось. И, боже мой, в каком он был виде! Николай запомнил его по бою у стен Смоленска. Там он шёл в атаку в белоснежных перчатках, с сигарой в зубах, в отутюженном мундире. Сейчас же был без шляпы, лицо в копоти и грязи, полы мундира оторваны, одного эполета нет вовсе, другой же держится только на нескольких нитках и свисает на спину. Сорванным голосом пытается кричать, но его было еле слышно даже идущим рядом солдатам. Положение сложилось критическое.