Олег Капустин: Судьба генерала

Окружающие коляску люди осуждающе взглянули на неуместно развеселившегося господина. Отставной подполковник спохватился и сделал постную мину на своей розовой физиономии. Но по нему было видно, что даётся ему это с большущим трудом, хотя он совершенно искренно печалился о смерти полководца, под командованием которого ему довелось, пусть и недолго, служить в Малороссии, но перебороть свой беззаботный, жизнерадостный нрав ему было весьма и весьма трудно. На его широкой физиономии вновь проступила благодушная улыбка здорового и довольного жизнью человека. Сидящая рядом с ними красивая голубоглазая блондинка с румяными щеками едва удержалась, чтобы не прыснуть, глядя на своего мужа.

— Ну дай же ребёнку посмотреть часы, — проговорила Александра Михайловна, молодая пышнотелая барыня; на неё все окружающие мужчины не могли смотреть иначе, как с выражением ласкового и весёлого одобрения, даже в этот печальный час. На ней в солнечных лучах переливалось изящное шёлковое платье цвета морской волны, голову венчала шляпка, украшенная искусственными цветами и, сообразно со случаем, несколькими траурными лентами, на плечах была накинута белая кашемировая шаль с красной окантовкой.

— Да, на, на, — незлобиво проворчал Николай Николаевич, протягивая часы любопытному и настырному отпрыску, который, нагнув свою большую лобастую голову, довольно слушал уже в тысячный раз знакомую мелодию из какой-то игривой итальянской оперетки. — Вечно, Саша, ты Кольку, своего любимчика, балуешь.

— Они все мои любимчики, — потрепала она по плечу сидящего перед ней старшего сына, Александра, худенького, видно очень быстро растущего мальчика лет девяти-десяти.

Он протянул свою длинную руку и показал возбуждённо на приблизившиеся к особняку Хвостова роскошные кареты:

— Смотрите, смотрите, великие князья приехали.

— Ты что, Саша, разве можно на людей пальцем показывать, тем более на великих князей, — дёрнула за рукав зелёной курточки сына Александра Михайловна, в то же время сама с интересом всмотрелась во взрослых детей императора Павла Первого. — Господи, какие они разные.

Первым по широкому крыльцу поднимался наследник престола Александр, высокий красавец в форме полковника Семёновского полка, шефом которого он был. Даже мешковатый тёмно-зелёный мундир с синим воротником и длинными полами не мог испортить его стройной фигуры. Все женщины, стоявшие вокруг, залюбовались цесаревичем. За ним смешной, косолапой, подпрыгивающей походкой шагал в красном конногвардейском мундире широкоплечий коротышка с курносым носом, выглядевший утрированной копией своего отца, императора Павла Первого. Выпучив бледно-голубые глаза, он посматривал вокруг странным взглядом: сам не знает, что выкинет в следующее мгновение.

— А ты откуда их в лицо знаешь? — спросил удивлённо отец.

— В Летнем саду их видел да и на параде на Марсовом поле тоже, когда с дядей туда ходил.

Семья Муравьёвых хоть и обитала из-за экономии средств на постоянном месте жительства в родовой отцовской усадьбе в Лужском уезде, неподалёку от Петербурга, но подолгу гостила у многочисленных родственников в столице, особенно в гостеприимном доме брата жены, отставного премьер-майора Николая Михайловича Мордвинова. Он сидел рядом с Сашей в потёртом коричневом сюртуке и, сдвинув на затылок потёртую треуголку с потрепавшимся серебряным галуном, недовольно осматривался по сторонам.

— Ничего мы здесь, дорогая сестрёнка и разбойнички, мои племяннички, не увидим, — пробасил он сипло. — Сейчас толпу с набережной попросят в сторонку, ведь процессии здесь и не развернуться. Вон, посмотрите, катафалк один с шестёркой лошадей. Так что давай-ка, Прохор, — обратился он к кучеру, высившемуся впереди на козлах в малиновом кафтане и лихо заломленной чёрной шляпе с белым пером, — поезжай-ка в обход Николы Морского на Невский, к кондитерской Дюморье. Там на втором этаже мой хороший приятель бригадир Нечаев апартаменты снимает. У него балконище — впору роту на постой ставить — на проспект выходит, все там уместимся. Пошёл, Прошка, пошёл, — нетерпеливо ткнул в малиновую спину сильной ручищей отставной гренадер.

Вскоре вся семья Муравьёвых оказалась на балконе. Николенька стоял на невысокой табуретке и, вцепившись маленькими ручками в холодные, покрашенные чёрной, кое-где облупившейся краской прутья ограды балкона, смотрел внимательно на толпу, запрудившую Невский. Он хорошо знал, кто такой Суворов. В детской висел литографический портрет великого полководца, а рядом с ним на стене — лубочные раскрашенные картинки, где Александр Васильевич, как сказочный народный герой на белом коне, скачет во главе русского войска на бесчисленную турецкую рать, сверкающую злобно кривыми ятаганами. Так же лихо перелетает Суворов и через горы Альпы, громя французов. А по вечерам в гостиной сразу после чая отец последний год всё время шелестел большими листами газет, читая вслух победные реляции о суворовской компании в Италии. Малыш, как губка воду, впитывал названия итальянских городков, где воевали русские чудо-богатыри. Сладкой музыкой звучали для него слова: сражения при Кассано, Требии, Нови, так же как бои при Фокшанах, Рымнике, Очакове, Измаиле, о которых рассказывал уже дядя, Николай Михайлович, сам воевавший с турками под командованием Суворова.