Олег Капустин - Судьба генерала

— Да, Саим-бей, это не вода, а уж точно услада Востока! Да пошлёт Аллах благоденствие твоему дому.

Широкое лицо купца расплылось в улыбке. Он погладил короткую, крашенную хной бородку. Его подстриженные по султанскому указу усы, по размеру строго равные густым бровям, довольно топорщились.

— О, я знал, уважаемый Александр-эфенди, что найду в тебе истинного ценителя. — Саим-бей постучал длинным крашенным хной ногтем по бутылке. — Её запечатали в тот год, когда сардарь Бонапарт скончался на своём острове.

«Одиннадцать лет, значит, водичке! И не протухла ведь, проклятая, — подумал про себя граф и крякнул. — Господи, чего не приходится делать на государевой-то службе. Кажется, подай ему сейчас жареную собаку, так и её ел бы, причмокивал и похваливал, раз это для дела нужно».

Дипломат повернулся на другой бок. Он возлежал на украшенном шёлком и серебром паласе — килиме, спиной опершись на груду продолговатых подушек. Саим-бей был одним из лучших его агентов. Его донесения Стародубский очень ценил. И сегодня купец сообщал интересные новости:

— В городе, несмотря на внешнее спокойствие, накаляется обстановка. Недобитые янычары, бедные и фанатичные муллы, учащиеся медресе и, что хуже всего, некоторые высшие сановники ждут подхода Ибрагим-паши со своим египетским войском к Босфору, чтобы открыто выступить против нынешнего султана. Они его считают неверным, гяуром, за разгром янычарского корпуса и попытки реформ.

— Так-так, — заинтересовался дипломат. — А кто из высших сановников замечен в симпатиях к египтянину Мухаммеду-Али?

— Самый влиятельный из них — это Ахмед-паша, глава султанской гвардии. Он ненавидит сераскира Хозрев-Мехмед-пашу, который возглавляет всю армию и первенствует в Диване, поэтому и делает всё, чтобы угробить своего соперника и стать вторым лицом в империи. Думает, что если на престол взойдёт Мухаммед-Али с его помощью, то он уж точно станет сераскиром и великим визирем. Пертев-паша, министр иностранных дел, тоже враг нововведений, тесно связан с духовенством и ненавидит Россию. Стефан Вогориди, переводчик султана, подкуплен французами и тоже ждёт не дождётся, когда Ибрагим-паша объявится в Стамбуле.

— Ну, мне их позиция в общих чертах ясна, — проговорил Александр. — Какие конкретные их действия тебе известны?

— Ахмед-паша встречался вчера с французским посланником Варенна. О чём конкретно они говорили, мне не известно, но после этой беседы у начальника султанской гвардии появились дорогие часы, все в брильянтах. Он их собирает и за подобный экземпляр душу готов продать. И, как мне только что сообщили, люди Ахмед-паши стали усиленно склонять армян, греков, имеющих связи с русским посольством, и вообще прислугу русских дипломатов работать на них. Предлагают большие деньги.

— А какие сведения им нужны? Что их конкретно интересует?

— Всё о миссии генерала Муравьёва.

— Пронюхали, значит, — проговорил Стародубский, хмурясь. — Впрочем, не удивительно. О приезде генерала Муравьёва сейчас судачат все приближённые султана, и в Диване тоже. Два раза в день в наше посольство приезжают нарочные от султана, спрашивают: что слышно о Муравьёве? Хорошо, внимательно отслеживай всё, что делают противники султана и сторонники французов. Они сейчас объединились. И если кого из нашего посольства туркам или французам удастся подкупить, то сразу же мне сообщай. А что слышно об армянине Овнаняне, брадобрее Ахмед-паши? Он раньше интересные сведения передавал, а вот уже неделю о нём ни слуху ни духу.

— Он как в воду канул. Мои люди его ищут, — ответил Саим-бей, — но у меня тяжёлое предчувствие.

Дипломат протянул купцу кожаный мешочек с золотыми монетами.

— Вот тебе на расходы. Не скупись со своими людьми. Сейчас наступило самое взрывоопасное время. Поэтому глаз не спускать с заговорщиков против султана. В первую очередь внимательно следить, что предпринимает Ахмед-паша со своими гвардейцами.

Проворные руки Саим-бея надёжно упрятали деньги под широкий кушак на его круглом животе. Он проводил с поклонами уважаемого и щедрого Александра-эфенди до двери лавки, уговорив при этом принять в подарок роскошную индийскую шаль, которыми, кстати, успешно торговал лет двадцать в самом центре Стамбула.

Граф неохотно согласился.

«Ну кому я её подарю?» — про себя чертыхнулся он. Жены у него не было. Любовницы тоже. Европейских женщин в Стамбуле было мало, с местными Александр связываться не хотел. Так и жил один, как монах. Вот уж посмеялись бы над ним его бывшие дружки по гвардейскому корпусу.