Олег Капустин - Судьба генерала

На стенах подземного коридора, по которому шли французский дипломат и турецкий паша, горели, сильно коптя, факелы. Они спустились в подвал дворца. Слуга почтительно отворил невысокую дверь, обитую ржавым железом. Наклонив голову, Жак Варенна вошёл в просторную подземную залу. Она освещалась, как и коридоры, неровным светом факелов. В углу ярко пылали поленья дров в большом камине. Рядом с ним висел на дыбе какой-то полуголый человек и жалобно стонал.

— Это мой брадобрей, армянин Овнанян, — проговорил любезным тоном, всё так же меланхолично, Ахмед-паша. — Ни в чём не признается, мерзавец.

— На кого же он работал? — спросил заинтересованно дипломат и подошёл к дыбе, внимательно всматриваясь в висевшего человека с вывернутыми назад руками.

— Не говорит, негодяй. Мы уже всё перепробовали, — ответил огромный, бритый наголо турок, одетый прямо на голое тело в распахнутую кожаную безрукавку.

Его волосатая грудь и синие просторные шаровары были забрызганы свежей кровью. Он низко склонился перед Ахмед-пашой. По его бритой голове и могучим голым рукам текли капли пота. В подземелье было душно и жарко. Отвратительно пахло палёными волосами.

— Ну и чёрт с ним, — махнул рукой паша. — Давай-ка, Рахим, покажем нашему гостю старый турецкий способ обращаться со своими врагами. Хочу его позабавить. Вели, чтобы принесли бочку.

Рахим, довольный, что гроза прошла стороной, улыбаясь крикнул в открытую дверь. Вскоре Жак почувствовал миазмы тяжёлого смрада. Он оглянулся. В залу принесли большую бочку, полную нечистот. Француз зажал нос надушенным платком. Палачи содрали с дыбы стонущего армянина и швырнули его в бочку. Из неё виднелась только его голова и поднятые руки. Несчастный умолял о пощаде. Улыбающийся Рахим вынул из ножен кривой ятаган, висевший у него на поясе, и взмахнул им. Сталь, сверкнув в пламени факелов, просвистела над бочкой. Бедный армянин, чтобы не лишиться головы, вынужден был нырнуть в нечистоты с головой. Когда он снова вынырнул, отдуваясь и отплёвываясь, кривой клинок снова провизжал над бочкой. И так продолжалось много раз. Турки во главе с Ахмед-пашой покатывались со смеху.

— Господи, вы как дети малые, — махнул рукой с платком француз, морщась. — Надо же сначала узнать, на кого он работал и где документ, а потом уж забавляться.

— Он уже ничего не скажет, — авторитетно заявил главный палач, Рахим. — Он сошёл с ума и теперь может городить только редкую чушь. Слабак, такое, к сожалению, бывает.

— А вот это мы сейчас проверим, — проговорил Жак. — А ну-ка достаньте его из бочки. Сполосните и снова подвесьте. Я хочу с ним поговорить по душам. И уберите вы эту бочку отсюда. Ведь задохнуться же можно!

Когда турки через несколько минут исполнили приказание, дипломат снял фрак, засучил рукава белоснежной рубашки и, взяв горящий факел, подошёл к висевшей на дыбе голой жертве.

— Значит, ты, парень, свихнулся? Ничего не понимаешь? Да? — спросил Жак и поднёс факел к груди Овнаняна.

Переводчик быстро перевёл на турецкий. Чёрные волосы стали потрескивать на груди армянина. Запахло палёным телом. Овнанян закричал и уставился в глаза француза с ужасом.

— Не понимаешь, значит, ничего? А может быть, вспомнишь, на кого ты работал? А? И куда ты дел документ? — вкрадчиво спрашивал Варенна.

Овнанян молчал. Тогда дипломат начал жечь факелом подмышки. Раздался крик и проклятья.

— Что-то мне сдаётся, что ты прикидываешься, — проговорил француз, улыбаясь. — Последний раз я тебя спрашиваю. На кого ты работал? Кто тебе платил? Это были русские? Австрийцы? Где документ? Отвечай, а не то я поджарю твою яичницу прямо сейчас. — И он поднёс факел к низу живота жертвы.

Даже турки скривились, некоторые из них отвернулись. И тут Овнанян вдруг осмысленно посмотрел в глаза француза и отчётливо проговорил:

— Будь ты проклят, франк, не мать тебя родила, а ехидна, — и плюнул в лицо дипломату.

Жак безжалостно исполнил свою угрозу. Раздался страшный вопль. Он волной прокатился по подземному залу, вылетел в открытую дверь в коридор и отголоском докатился до сада, по которому прогуливалась после купания довольная Натали.

— Что это такое? — спросила она у спутниц.

— Не тревожьтесь, госпожа. Это осёл ревёт, — улыбнулась беззаботно молоденькая смуглая служанка.

А в подземном зале тем временем наступила полная тишина. Потрескивали горящие факелы. Овнанян безжизненно висел под потолком.

— Отрубите ему голову и бросьте на базаре, чтобы никому не повадно было предавать своих господ, — махнул рукой паша палачам и проводил недовольно морщащегося гостя в сад.