Михаил Петров: Фельдмаршал Репнин

В карете были разложены пуховые подушки. Тряски на кочках, которыми изобиловала дорога, почти не замечалось. Ехать в таких условиях — одно удовольствие.

— А не пересесть ли нам, сын мой, так, чтобы быть лицом к лицу? — предложил старый князь. — С тех пор, как ты приехал из Вены, я всё ещё не могу налюбоваться тобой. Да, ты заметно вырос, — продолжал он после того, как княжич пересел на предложенное ему место. — Подростком называть тебя уже язык не поворачивается, впору невесту искать.

Княжич, слегка смутившись, промолчал.

— Да-а, время летит… — задумчиво промолвил князь и надолго замолчал, не отводя взгляда от сына. Княжичу стало неуютно под его взглядом. Он плохо знал отца. Занятому военной службой князю некогда было заниматься воспитанием сына: после смерти матери он некоторое время находился под присмотром нанятых учителей, а последние полтора года прожил в Вене под опекой австрийского двора.

— В своём последнем письме, — снова заговорил князь, — принц Евгений писал мне, что своими способностями к наукам ты заставил полюбить себя всех австрийцев.

— Его высочество слишком преувеличивает мои способности, — скромно возразил сын. — Я имел некоторые успехи в изучении истории и философии. Только и всего.

— Но, наверное, ещё чему-то научился?

— Кроме истории и философии изучал шпажное дело, математику, географию.

— Я счастлив, что ты у меня такой образованный, — прочувственно сказал князь. — Рад, зело рад.

Он гордился сыном и хотел, чтобы тот это знал. У Василия Аникитича не было других детей, после смерти жены жил вдовцом, и княжич Николай был для него единственной «кровинкой» для продолжения знатного рода Репниных — рода, в своё время обласканного самим Петром Великим.

— У меня к тебе вопрос, — решил сменить тему разговора князь, — что тебе известно о городе Ахен?

— Не так уж много, — оживился княжич, довольный тем, что отец перестал, наконец, его нахваливать. — Мне известно только, что стоит он на живописном месте на стыке границ Пруссии и Нидерландов. Город известен своими целебными водами и так красив, что король Карл Великий, выбирая сие место для своей резиденции, предпочёл его другим городам… А почему вы им интересуетесь? — прервав свой рассказ, спросил он. — Ахен — конечный пункт нашего марша?

— По договорённости с нашими союзниками мы должны стать лагерем неподалёку от этого города.

— Нам уготовано мирное пребывание?

— Трудно сказать, что нас ожидает. Пока маршируем, пройдёт не одна неделя, а за это время положение может измениться. — Помедлив, князь продолжал: — У меня такое предчувствие, что воевать нам не придётся. Война и без того слишком затянулась. Как мне представляется, враждующие стороны устали от этой войны, и им не хватает только звонка, способного позвать их к столу для переговоров. Думается, прибытие на Рейн русского корпуса может послужить именно таким звонком. Противники Марии Терезии вряд ли отважатся продолжать войну, когда мы появимся в центре событий.

Слушая отца, княжич вдруг заметил, что лицо его покрылось мертвенной бледностью.

— Что с вами, батюшка, вы больны? — вскричал он, увидев, как отец со стоном сжал ладонью правый бок.

— Ничего страшного, — произнёс князь. — Со мной такое бывает. Проклятые колики под нижними рёбрами…

Княжич приказал ефрейтору остановиться.

— Может быть, доктора позвать? — предложил он отцу.

— Что доктор?! У доктора одно лечение — пускать кровь, а я от этого только слабею.

Болезненные колики у князя продолжались недолго, но они настолько испортили ему настроение, что он уже ни о чём больше не заговаривал с сыном, так и ехал молча до самого места ночлега.

Князь Василий Аникитич оказался прав в своём предвидении: стоило российскому воинскому корпусу прибыть к берегам Рейна, как противники Марии Терезии сразу же заговорили о необходимости заключения перемирия.

Довольно сражений, решили они, пора искать согласия за столом переговоров.

Переговоры между представителями враждовавших сторон начались в начале октября 1748 года и вскоре закончились подписанием в Ахене мирного договора. Представители государств, претендовавших на габсбургское наследство, от имени своих правительств признали наконец права на австрийский престол за старшей дочерью усопшего короля Карла VI Марией Терезией, но в то же время кое-что для себя выторговали. Ранее находившиеся под властью Вены итальянские герцогства Парма, Пьянченцо и Гуасталла отошли к Испании. Вене пришлось примириться и с захватом Пруссией большей части Силезии. Австрийские дипломаты долго не соглашались на эту уступку, надеясь на поддержку русских, но в конце концов сдались. Дело в том, что российский экспедиционный корпус, на который они так уповали, к этому времени оказался в сложном положении. Командующий корпусом генерал-фельдцейхмейстер князь Репнин, заболев ещё в начале похода, слёг в постель и больше с неё не поднимался. Австрийцы, не говоря уже о русских офицерах и солдатах, приуныли. Сила любого войска зависит прежде всего от того, кто им командует. Генерал-фельдцейхмейстер Репнин был признанным полководцем, в него верили и свои, и союзники. Не свали его коварная болезнь, он несомненно смог бы умело вмешаться в процесс переговоров и, опираясь на силу своего корпуса и союзных войск, заставить пруссаков отказаться от своих претензий на Силезию, которая им никогда не принадлежала. Но, увы, князь Репнин оказался совершенно беспомощным. В Ахене уже открыто поговаривали о его скорой смерти.