Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

В Сочи Абакумов объявился в Начале июля 1937 года. Малкин встретил его доброжелательно, но сразу так завалил работой, что времени для отдыха почти не оставалось. Сложность заключалась и в другом: характер работы, которую ему приходилось теперь выполнять, резко отличался от той, которой он был загружен в Особом Отделе Северо-Кавказского Военного Округа. Угнетала и сложившаяся организация труда: если в Особом Отделе существовал определенный ритм, который почти не нарушался, то здесь никто никогда не знал, чем будет заниматься в следующую минуту. Все срочное, все «горит», ни на что не хватает времени. Прошел почти месяц, а он все еще блуждал в потемках, спотыкаясь о простые вещи и набивая шишки. Первые пару недель было совсем плохо. Начальники отделений, видя его беспомощность, стали откровенно посмеиваться над ним, то и дело выставляя напоказ его некомпетентность. Тогда он ринулся в психическую атаку: все, что прежде греб на себя, полагая, что поручения Малкина должен выполнять лично, стал перекладывать на руководителей подразделений, устанавливая жесткие сроки исполнения и требуя своевременных обстоятельных докладов о проделанной работе. Дело вроде бы пошло на лад, насмешники поджали хвосты, и все же он очень сожалел, что не смог убедить начальника УНКВД по Азово-Черноморскому краю Люшкова не посылать его на работу в территориальные органы. Правда, он и сегодня еще не знал, чем могла бы завершиться его строптивость: Люшков был лют и скор на расправу. «Вас посылает партия на почетную работу, — произнес он тогда тоном, который привел Абакумова в трепет, — и вы обязаны этот приказ выполнить. Или вы полагаете, что чистка в партии уже завершилась? Если так, то вы заблуждаетесь. По-настоящему она только начинается!» Взглянув тогда на Люшкова, он содрогнулся от мысли, что позволил себе возразить человеку, с глазами, приводящими в ужас, парализующими волю. Не решаясь дальше испытывать судьбу, Абакумов подчинился приказу и в тот же день выехал в Сочи.

Малкин подобным тоном разговаривал с ним впервые. А вообще на планерках, служебных совещаниях, партийных собраниях он был разнуздан, со всеми груб и бесцеремонен. Распаляя себя по пустякам, безобразно пучил глаза, бледнел до белизны, доводил себя до беспамятства и в таком состоянии обзывал подчиненных тупицами, дармоедами, мразью, шпаной, угрожал расправой тем, кто пытался защитить свою честь, обещая «пропустить через массовку», «превратить в лагерную пыль», «спустить на парашу», изгнать из органов с волчьим билетом.

— Ходишь, падлюка, по набережной, гузном трясешь! А кто за тебя, ублюдка, работать будет? Дядя? — кричал он самозабвенно и награждал очередную жертву такими эпитетами, какие нормальному человеку и во сне не снились.

Кажется, пришел черед Абакумова. Присмотрелся, мерзавец, освоился, понял, что защиты извне нет никакой, что стерпит и помощи не попросит, и понес. «Ну что ж, — мстительно подумал Абакумов, — с хамом и вести себя надо соответственно».

Приняв решение, Абакумов успокоился и пригласил к себе Захарченко.

— Займись установлением связей Заратиди. Немедленно. Подключи лучших агентов, озадачь милицию. При необходимости используй весь арсенал средств и методов, какими располагает отдел, а твоя служба в особенности. Малкин возлагает на Заратиди большие надежды. Тщательно разберись в его отношениях с некой Галиной Лебедь — сестрой-хозяйкой дачи Ворошилова. Я распоряжусь, чтобы его перевели в одиночку, а вечером, часов в восемь-десять вместе проведем допрос.

Заратиди держался мужественно. Категорически отрицал свою принадлежность к каким бы то ни было антисоветским группировкам либо организациям, закатил истерику и потребовал встречи с прокурором. Потом замолчал, и сколько ни бились над ним, не проронил ни слова.

— Ну, что ж, — Абакумов многозначительно посмотрел на Захарченко, — пусть им займется Свинобаев. Пусть работает в полном соответствии с установками начальника горотдела. Он это умеет.

— Будете еще бить? — глядя исподлобья, спросил Заратиди.

— Если за ночь не поумнеешь. Иначе с тобой нельзя.

Арестованный обреченно опустил глаза и отвернулся.

«А ведь он действительно невиновен», — подумал Абакумов. Сердце его сжалось от неясной тревоги и он вышел из кабинета, осторожно прикрыв за собой дверь.

Поразмыслив в спокойной обстановке, Малкин решил, что зря накричал на Абакумова. Во-первых, человек в должности без году неделя. Работа для него новая, местность незнакомая, нагрузка огромная, естественно, тяжело. Через полгода-год из него можно будет веревки вить, а пока не притрется, не освоится — кричи, не кричи — толку не будет. Во-вторых, что из того, что Заратиди арестован? Арестован — и хрен с ним, так, может быть, даже лучше. Меньше мороки. Конечно, походить за ним было б нелишне, но если сорвалось, не биться же головой о стену. И потом: разве сложно выявить связи без его участия? Если хорошенько поработать с соседями, одноклассниками, с товарищами по работе? Да и сам он не железный, расколется.