Валентин Кухтин - Коридоры кончаются стенкой

— «Виржиния»? — удивился Малкин. — Почему именно «Виржиния?» Не лучше ли попроще — «Мария, скажем, или… «Ябеда»?

— «Виржиния», — уперлась Галина.

— У тебя что, родственники за границей?

— Откуда, Иван Павлович! От сырости, что ли? — рассмеялась Галина. — Ну, просто, понимаете… Звучит красиво, романтично…

— Ах вот оно что! Романтично! Ну, ладно. Будь по-твоему, — уступил Малкин. — Довольна?

Галина была довольна. Игриво бросила вниз кисть правой руки с выпяченным указательным пальцем и ткнула им в крышку стола, словно поставила точку. Условились о дате и Месте контрольной встречи, о способах связи в экстренных случаях, и вот она, наплевав на уговор, рисуется в приемной: ей, видите ли, приспичило по личному вопросу. А может, пришла не как агент, может, действительно личное зажало? Позвонил в приемную, сказал строго:

— Пусть войдет гражданка Лебедь!

«Виржиния» появилась в дверях сразу, как только он закончил фразу. Вошла, плотно закрыла за собой дверь и стремительно пошла к столу. На ходу вынула из ридикюля конверт и, распрямив его на ладони, припечатала к столу перед Малкиным.

— Вот! — лицо ее светилось лукавством.

— Что это? — Малкин сердито уставился на «Виржинию». — Объяснение в любви?

— Нужен вы мне, такой старый! — хихикнула Галина. — Да не сердитесь вы, Иван Павлович! Ну, нарушила я эту, как ее там… конспирацию. Нарушила, да? Нарушила, конечно, нарушила! Ну, подперло, стало невтерпеж…

— Тебе невтерпеж, а я разыгрывай тут спектакль: «гражданка Лебедь», «приемные дни». Да еще дам секретарю нагоняй за то, что не прогнала тебя.

Говоря так, Малкин вскрыл конверт, вынул вчетверо сложенный листок.

— Что ты тут намудрила?

— Донесение, — прошептала «Виржиния» многозначительно и нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Присядь, — кивнул Малкин на стул и стал читать.

«Настоящим доношу, — писала «Виржиния», — что сегодня утром плотник дачи № 1 «Бочаров ручей» Георгий Заратиди вел среди меня злобную контрреволюционную пропаганду, пытаясь совратить меня на путь предательства интересов рабочего класса и реставрации капитализма. Он яростно клеветал на наше родное советское правительство и на нашу родную коммунистическую партию, заявив при этом, что Совнарком и ЦК ВКП(б), объявив на весь мир о реконструкции города-курорта Сочи, не строит санатории, доступные всему народу, а транжирит миллионные средства на обустройство правительственных дач и дорог к местам развлечений партийных вождей, превращая, таким образом, наш прекрасный город не во всесоюзную здравницу, а в южную окраину Москвы. Он грубо и не по-советски отзывался о товарище Сталине, дорогом и любимом, и сказал, что патриоты Сочи не намерены терпеть власть Москвы и готовятся объявить город независимой Черноморской республикой. Всякий порядочный человек, сказал мне Заратиди, должен помогать им в этом, а я в том числе. Я, конечно, воспротивилась и назвала людей, на которых он намекал, придурками и заявила, что никто в Сочи эту их дурацкую затею не потерпит и не поддержит. Заратиди в ответ наорал на меня матом, а потом заявил, что раз я теперь в курсе его коварных дел, то я остаюсь без выбора: либо я с ними, либо меня уничтожат. Вот и все. Жду ваших дальнейших указаний и готова выполнить любое задание. К сему «Виржиния».

Закончив читать, Малкин перевернул лист, окинул быстрым взглядом оборотную его сторону, и, убедившись, что она чиста, вернул лист в исходное положение, потряс им, словно пробуя на прочность корявые буковки, и, бегло прочитав донесение еще раз, насупил брови, изображая напряженную работу ума.

— За сообщение спасибо, — сказал он жестко, чтобы скрыть распиравшую его радость, — а вот за нарушение конспирации объявляю тебе выговор. Ты когда писала это донесение?

— Вчера.

— А получается так, будто сегодня. Хотя бы дату поставила. Я уж, было, подумал, что треп. День только начался, а ты успела и с Заратиди переговорить, и донесение сочинить, и в приемной начальника горотдела энкавэдэ покрасоваться. Н-ну ладно. Давай по существу. Ты все написала, что тебе было сказано? Ничего не забыла?

— Все. А как же! Конечно, все!

— Фамилий, адресов названо не было?

— Не-эт, не было. Он же не дурак до такой степени раскрываться.

— Он-то, может, и не дурак. А вот ты… Жаль, что не решилась с ходу начать его разработку. Никогда ничего не отвергай не подумавши, не посоветовавшись. Оставлять надо вопрос открытым. Мы ж с тобой об этом целый час толковали.