Дэвид Гилман - Бог войны

Перед шатром рыцаря стоял старый оружейник, выбивая своим молотом ровный ритм по нагрудной пластине доспехов на наковальне.

– Господин, как всегда, не дает тебе скучать, Вилфред, – сказал сэр Гилберт оружейнику.

– Истинно, уж таков он, сэр Гилберт. Сколько уж раз я толковал ему, де железо из Уилда, что в Кенте, не такое крепкое, как из Фореста в Дине, но он твердит, что оно ему и так нравится, и не хочет пускаться в лишние траты. Ему дешевле, чтобы я выколачивал его вмятины.

– Куда диковиннее, что хоть кто-то прожил достаточно долго, чтобы приложить клинок к его доспехам. Он внутри?

– Там и есть, – ответил оружейник, возвращаясь к работе. Братья прилегли на истоптанную траву вместе с остальными лучниками из своей команды. От холода с моря к утру они совсем закоченеют, но остудить их дух никакой ветер не в силах. Пока люди лорда Марлдона готовили свою похлебку и ели вяленую рыбу, выданную одним из капитанов сэра Реджинальда, сэр Гилберт жестом велел Блэкстоуну с братом следовать за ним.

– Я должен поговорить с людьми, дабы пресечь возможность, что кто-либо ночью дезертирует. Пообещать, что им заплатят. Предупредить о тех, кто будет сражаться бок о бок с ними.

– Предупредить? – переспросил Томас, поравнявшись с сэром Гилбертом.

– Да, – от дальнейших объяснений тот воздержался.

– Тогда что должны делать мы с братом?

– Ничего. Я хочу, чтобы эти шелудивые увидели, кто вы и с кем вы. Я исполняю распоряжение лорда Марлдона, Блэкстоун, и не смогу нянчиться с вами, когда мы высадимся с кораблей на берег.

Они шагали среди костров, пока не подошли чуть не к самой воде. Обернувшись, сэр Гилберт предстал перед людьми, которым предстояло разделить опасности сражения.

– Я ваш капитан, сэр Гилберт Киллбер. Может, иные из вас знают меня, а кто не знает, пусть спросит соседа.

– Я был с вами в Морле, сэр Гилберт! – раздался голос из группы людей поодаль. – Тогда мы надрали им задницы и вспороли животы!

– Лучник? – окликнул сэр Гилберт невидимого солдата.

– Уилл Лонгдон из Шропшира.

– Я помню тебя, Уилл Лонгдон из Шропшира! Я думал, тебя прикончил сифилис, когда ты дезертировал с той французской шлюхой. Надо ли мне предупредить людей, чтобы не пользовались с тобой одной ложкой в котелке?

Все рассмеялись.

– Ты еще можешь натянуть тетиву или рука твоя ослабела от рукоблудия? – спросил сэр Гилберт.

Снова смех и улюлюканье.

– Еще как могу, сэр Гилберт! Довольно, чтобы еще и сиську французской шлюхи потискать.

– Тогда мы сделаем тебе одолжение, Уилл Лонгдон, и ты ведаешь, что я человек слова.

– Ведаю, сэр.

– Хорошо, ибо то, что я поведаю сейчас, все равно что исходит из уст самого короля. Отвага будет вознаграждена, победа принесет вам не только почести. Ваш господин, сэр Реджинальд Кобэм, не нуждается в приукрашенных россказнях. Нет более доблестного дворянина на поле брани. Он наш командир, мы будем сражаться вместе с войском принца. Мы, граф Нортгемптон, Готфрид д’Аркур, маршал армии и граф Уорик. Мы авангард, братцы! Мы доберемся до французских ублюдков первыми и выкупаемся в их крови!

Хриплый рев ликования.

– И пограбим! – выкрикнул кто-то.

– Это верно! – прокричал сэр Гилберт в ответ. – Французы обожают свои побрякушки и копят деньгу, как ростовщики. Вернувшись по домам, вы будете жить, как короли! Хоть и будете вонять, как блядские дети, рожденные в свинарнике!

Люди смеялись и ликовали. Эль и полный желудок тому способствовали, хотя еда представляла собой немногим больше, чем овес, ячмень или фасоль, сваренные с диким чесноком и травами. Эти питательные и легкие в переноске продукты составляли основную часть рациона. Да еще хлеб для тех, кому он был по карману, и мясо только для знати.

– Рядом со мной стоят двое, – продолжал сэр Гилберт. – Они лучники, и готов побиться об заклад, тут немного сыщется тех, кому под силу натянуть их луки. Сей, – полуобернувшись, он подтянул к себе Блэкстоуна, – Томас Блэкстоун, вооруженный боевым луком своего отца. Он опекун немого, своего брата. – Теперь он потянул вперед Ричарда, так что теперь все трое стояли в свете костров плечом к плечу. Ричард своими габаритами буквально нависал над обоими. – Существо, которое Господь в мудрости своей избрал сносить несовершенство сего творения в безмолвии. Да будет вам ведомо, оные мои присяжники. Посягнувший на них посягает на меня.

Все примолкли. Никто не осклабился и не выкрикнул никакой гадости в адрес неуклюжего отрока с кривой челюстью.