До сознания Васятки доходили лишь обрывки приговора — он никак не мог найти итальянский карандаш и шарил по коробке дрожащей рукой. Наконец вспомнил, что положил его в карман завернутым в бумажку.
А властный голос гремел над площадью:
— «Сие ослушник воли государевой, злодей, бывший в разбойной толпе самозванца Пугачева, атаман Иван Заметайлов, или Метелка — Железный лоб, как принято называть его среди черни…»
Барабаны вновь забили частую дробь. Конвой вскинул ружья на караул. В одну минуту сорвали с Заметайлова рубаху и уложили на «кобылу» вверх обнаженной спиной. Руки и ноги затянули в мочки от сыромятных ремней.
Когда Васятка развернул карандаш и поднял голову, палач засучивал рукава.
Атаман лежал, уткнувшись лицом в скамью. На его спине чернели пятна — следы каленых щипцов.
Васятка неуверенно начал легкими штрихами наносить на бумагу громоздкую скамью, угловатый изгиб крепких плеч, руки, перетянутые ремнями.
В это время палач, взяв кнут в левую руку, высоко поднял его над головой. Потом, зайдя со спины осужденного, остановился, плотно сжав ноги. С нарочитой медлительностью палач стал отводить левую руку назад. Ловко перехватив кнут за спиной правой рукой, взметнул его вверх, устрашая народ. Затем палач отступил шага два назад. Разбежавшись, зычно крикнул: «Держись!»
В ту же минуту хвосты кнута черными змеями взметнулись вверх, злобно свистнули в воздухе и, падая на спину казнимого, как бы сами собой соединились, образовав толстый кожаный жгут. Даже со стороны было видно, что удар этот был свиреп и безжалостен.
Но Заметайлов не вскрикнул. Васятка приметил только, как дрогнуло тело атамана и часто-часто задергался кончик правого уха. В этом подергивании почудилось что-то знакомое. Так обычно от боли трепетало ухо у отца. Однажды были на покосе, и отец косой задел ногу. Тонкой струйкой хлестала кровь, но Васятка смотрел не на ногу, а на ухо, которое дергалось, словно листок на ветру. А отец, пересиливая боль, улыбался и говорил: «Знатное у меня ухо, сразу выдает, что мне больно».
И теперь мальчишка, словно завороженный, смотрел на побелевший кончик уха, который после каждого удара трепетал все тише и тише.
А кнут все свистел и свистел в воздухе. Над несметной толпой прокатился неясный гул. С каждой секундой он усиливался, поднимаясь до гневного прибоя. Солдаты, взяв ружья на изготовку, пошли на толпу, и люди подались назад, отступая от каменного помоста, где вершилась казнь.
— Чего медлишь? Рисуй! — заторопил Бекетов.
— Да я лик его не вижу… — еле выдавил мальчишка.
Сенатор что-то крикнул офицеру конвоя, и тот, сторонясь кнута, зашел с головы казнимого и, задрав ногу, носком кованого штиблета повернул голову в сторону Бекетова.
Васятка увидел всклокоченную, слипшуюся от крови рыжую бороду, полузакрытые глаза, малые оспинки на носу и впавших щеках, и сердце Васятки зашлось, занемело от невыносимой жалости и муки. Выпал из рук карандаш. Гулко стукнулся о каменные плиты опрокинутый мольберт. Хлестанул воздух отчаянный крик:
— Батюшка! Батяня!..
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
Заво́зня— большая плоскодонная лодка, с развилками на корме и носу, по которым ходит канат; род речного баркаса, который завозит и закидывает якорь, когда судно идет завозом. Возили на ней и тяжести.
Читать дальше