Антония Байетт - Дева в саду [litres]

Фредерика пережила очень краткую в него влюбленность, увидав его, в желто-зеленом бархате, в роли Банторна [128] Главный герой комической оперы «Пейшенс, или Невеста Банторна» (1881) А. Салливана и У. С. Гилберта, высмеивающей легковесный эстетизм в искусстве. на школьной сцене. Уилки представлял тип ученика столь блестящего, легкомысленного, заносчивого и неблагодарного, что учителя втайне желают ему провала. И действительно, блесфордские педагоги написали ему весьма сухие рекомендации, которые Кембридж оставил без внимания.

Хроникеры светских сплетен уже гадали: станет ли он великим психологом, педагогом-новатором, звездой эстрады или увесистым шекспировским актером. Александр решил, что вполне можно позвать его на роль Уолтера Рэли – человека с сотней ролей, ушлого вельможи, поэта, шарлатана, ученого, атеиста, воина, моряка, историка, узника Тауэра. Рэли много значил для пьесы, будучи и персонажем, и участником Хора.

Для Фредерики Уилки был живым доказательством того, что побег из Блесфорда возможен – побег в город большой, быстрый и блесткий. Но Билл не желал для дочери мишуры метрополиса и на Уилки смотрел с опаской, нехотя признавая за ним острый ум, а может, и что побольше.

– …Так что ты думаешь о другой Глориане?

Фредерика запуталась в вежливеньких эпитетах, из которых стало ясно, что движения и речь мисс Йео кажутся ей в высшей степени текучими. Но и эту малость она испортила, добавив, что Йео напоминает ей иллюстрацию Тенниела [129], где Алиса в облике змеи пугает голубя. Уилки заметил:

– Мозговитые девицы вроде тебя считают, что до всего можно дойти головой.

– Не знала, что иметь мозг – преступление.

– Что за глупости, я этого не говорил. Мозг – отличная штука и, кстати, предмет моего изучения.

– Ну да, говорят ведь, что ты будешь психоаналитиком.

– Нет, дитя мое! Психологом. Ученым. Меня интересует не либидо, а мысль. Отношение между мыслью и восприятием. О, это высший нарциссизм – мозг, познающий собственные импульсы. Тут корень любого знания.

– Но как он может?..

– Как он может – что?

– Как он может познать сам себя? Он же не способен выйти за собственные пределы.

– На то есть машины, Фредерика.

– Придуманные им же.

– Не «им», а несколькими людьми, у каждого из которых свой уникальный мозг. Но твой вопрос вполне разумен. Действительно, получается замкнутый круг. Мозг не может объективно оценить выводы мозга о выводах мозга относительно деятельности мозга. Впрочем, попробовать можно.

Фредерика вообразила мозг, сознающий себя самое, и у нее закружилась голова. Свет в зеркале, летящий навстречу свету. Резвый дымок и взрыв. Тугие извивы серого вещества, сплетенные насмерть с себе подобными. Странно: мозг неистощимо деятелен, а мы представляем его бесформенным комком материи.

– Он взорвется! – с надеждой заявила она.

– Ты воображаешь его как нечто электрическое.

– Нет, я вижу змей из серого вещества, которые борются с такими же змеями.

– И сливаются воедино? Интересно: всегда один и тот же образ. У всех эти изгибы, завитки, спирали – хоть электрические, хоть змеиные. Элементы организма, элементы аккумулятора, а в конце слияние или взрыв. Впрочем, в моем случае в конце нет ничего, только пустота и свет. Утешительная картина, коей не узрю, ибо слишком занят и недостаточно безрассуден.

Кроу поднялся, чтобы представить гостей друг другу. Сначала – три настоящих актера из солидных театров, игравшие роли со словами в фильмах самого Оливье [130]. Макс Бэрон, высокий, худой, нервный, – будущий Дадли [131]. Криспин Рид и Роджер Брэйтуэйт – Бёрли [132] Уильям Сесил, 1-й барон Бёрли (1520–1598) – вельможа и законовед, во времена Елизаветы I глава правительства и лорд-казначей Англии. и Вальсингам [133] Сэр Фрэнсис Вальсингам (1532–1590) – министр Елизаветы I, член Тайного совета, начальник королевской разведки и контрразведки. соответственно. Эти двое без грима были курьезно схожи: темноволосые, белозубые, с классическими чертами, и оба к тому же в замшевых ботинках. Округлыми актерскими голосами они рассказывали театральные анекдоты. Крупные, тугоподвижные мужчины говорили напевно и гибко, то замедляя речь, то пуская вскачь, и Фредерика никак не могла соотнести их с двумя холодными, осмотрительными царедворцами. Еще один профессионал, Боб Гранди из Йоркского репертуарного театра, назначенный на роль Эссекса [134], уже отращивал бороду.

Кроу перешел к актерам-любителям. Друг Александра Томас Пул, завкафедрой английского в Калверлейском педагогическом институте, угловатый, светловолосый и молчаливый, должен был сыграть мудрого, задумчивого поэта Спенсера. Спенсер и Рэли вместе составляли Хор. В свое время Александр несколько недель потратил на безумные и постыдно бесплодные попытки вписать в пьесу самого Шекспира. Потом во сне его поставил на колени и торжественно обезглавил огромный палач в маске. Палач бормотал невнятное, и Александр знал, что в этом бормоте бежит истинный, темный ток языка. Ясно стало, что не Шекспир, а сам Александр не может ответить на вопрос [135] Вероятно, отсылка к стихотворению «Шекспир» Мэтью Арнольда (1822–1888), которое начинается словами: Все отвечают нам. Свободен ты Мы ждем и ждем – но ты, с улыбкой, нем. (Перев. В. В. Рогова) . Он проснулся в остывающем поту и подумал о Спенсере.