Антония Байетт - Дева в саду [litres]

– Вообще, я сказала матери, что могу уехать на несколько дней к подруге.

– Неужели? И что она сказала?

– Она спросила, что за подруга. Я ответила: хорошая девушка Антея Уорбертон. Она согласилась.

Уилки с большим смаком рассмеялся. Рассмеялась и Фредерика, правда, с ноткой истерики. Насмеявшись вдоволь, Уилки сказал:

– Ну, теперь бери ночнушку, зубную щетку, купальник и полотенце.

– Но ты меня не любишь, Уилки.

– Нет. Я люблю свою девушку. Отчасти. Впрочем, и ты ведь меня не любишь.

– Это ужасно.

– Это рационально. Я тебя научу паре штук, а дальше ты сама себе хозяйка. Я появился в нужном месте в нужное время. Все, беги за ночнушкой.

Фредерика ушла собираться. Уилки, человек опрятный, но не вполне практичный, сложил тем временем на столе ровненькую пирамидку из ее покупок. Фредерика вернулась с рюкзаком, и Уилки с легкой улыбкой сказал:

– Теперь звони маме и Александру, чтобы потом не ныть и не передумать на полпути. И все – едем!

– Я не могу Александру позвонить. Не сейчас.

– Так оставь записку. Мы ее завезем в школу.

Фредерика сделала, как сказал Уилки. Уинифред не обеспокоилась, записку Уилки отдал школьному сторожу, который мрачно посетовал, что мистера Уэддерберна теперь и не поймаешь.

– Ну и славненько, – сказал Уилки и вернулся к мотоциклу, где ждала его Фредерика.

День шел к концу. Уилки сказал, что они остановятся у ближайшего автосервиса и купят шлем для Фредерики. И что, если Фредерика позволит дать себе пару советов, их поездка будет комфортней, быстрей и безопасней. Например, не надо раскачиваться на сиденье. Нужно податься вперед, крепко обхватить водителя за талию и наклоняться вместе с ним. Сия наука и для других утех пригодится… Они проедут через Калверли, потом на восток через пустоши, на юг через Готленд и дальше в Скарборо, куда он надеется прибыть до обеда. Фредерика сказала, что в Готленде с ней случилось что-то ужасное. Уилки отвечал, что в таком случае для ее сверхчувствительной психики будет полезно промчаться через Готленд на мотоцикле, а в Скарборо она, если захочет, расскажет ему про этот ужас.

Фредерике поначалу остро понравилась езда на мотоцикле. Шлем казался второй головой, приподнятой над первой, да к тому же полой. Уилки сам надел ей шлем, посмеялся над ней, потом надел собственный, спустил на глаза «консервы» так, что человеческого в его лице остался лишь весьма прихотливо вырезанный рот. Этот рот довольно улыбался. В движении она поняла, какой силы ветер они создают на мотоцикле, а мотор потоком механических звуков навязал ей полное молчание, что ей даже понравилось. Ей нравились странная близость и дистанция, возникавшая на мотоцикле между ней и мужчиной. Вот увесистый зад Уилки, к которому плотно прилегают ее бедра. Вот его сильные руки, которые сжимают и поворачивают руль, а вот ее, крепко, но без любви обхватившие его талию. Вот его невыразительная черная кожаная спина и гладкий, блестящий, ничем не отмеченный глобус шлема. Его ноги иногда поднимались и опускались, ее оставались неподвижны. Однако по мере приближения вечера ноги у нее закоченели, потому что она выскочила из дома в легкой юбочке и босоножках. Прошло еще время, мышцы свело, все тело ныло. Вереск на пустошах потемнел и стал растворяться в темноте, но Фредерика и так мало что видела, уткнувшись Уилки в лопатку, – в основном обочину, текущий под колеса асфальт, белую разметку и вспыхивающие рефлекторы. Однажды они остановились у придорожного кафе выпить по чашке растворимого кофе. Они сидели возле подвывающего и вибрировавшего музыкального автомата, руки и ноги у них затекли, а лица слишком обветрились, чтобы можно было говорить или улыбаться. Тут Уилки заметил, что у нее замерзли ноги, посетовал, что сглупил, и настоял на том, чтобы одолжить ей пару ярко-желтых непромокаемых штанов. Штаны, которые она надевала задубевшими руками в вонючей уборной, оказались ей непомерно велики. Тут она снова вспомнила Александра, дивно элегантного, из тех еще времен, когда он был уверен в себе и ей неподвластен. Она вспомнила садик, где они стояли, замерев, как статуи, встречу взглядов между сценой и амфитеатром на высоте их зарождающейся страсти. Ничего, все будет отлично. Она ведь написала ему, что он прав, а она нет, что в доме ничего бы не получилось, что она дурно вела себя и теперь ей стыдно, потому она и уехала на время, чтобы все обдумать и вернуться к нему.

Жуткие желтые штаны скрипели и крутились, пока она, поддерживая их на талии, пробиралась обратно к Уилки. Он хрюкнул от смеха и заявил, что вид у нее бесформенный и вообще ужасный и что нет лучше маскировки, чем мотоциклетный костюм не по размеру.