Владилен Елеонский: Клелия

– Я предлагаю использовать хроники рода Клелиев.

– Какие ещё хроники?

– Сто лет назад Порсена хотел восстановить в Риме этрусскую династию царей, но римская девица Клелия помешала ему. Он проклял её род. Последняя в роду Клелиев будет совращена этруском, после чего старый добрый Рим разложится, – так предсказал Порсена. Сейчас в Риме как раз подросла девица Клелия. Она, между прочим, последняя представительница своего некогда славного рода.

– Я не понимаю, какая здесь связь. Мне омерзительна сама мысль о славе римских родов! Какая слава может быть у рабов?

– Хроника рода Клелиев подпорчена сыростью. Твой сутулый тайный советник, он сгорбился, как я понимаю, кропотливо изучая римские пожелтевшие пергаменты, так вот, твой верный советник создал искусную подделку, якобы точную копию хроники рода Клелиев, составленную в то же время, что и сам оригинал. Копия будет ценна римлянам тем, что проливает свет, так как содержит недостающий священный пророческий текст. Остаётся, чтобы хронику «случайно» нашли в римских архивах в нужный момент.

– Прости, мой мальчик, но я по-прежнему не вижу изюминку.

– Римляне якобы случайно обнаружат недостающий текст и с ужасом убедятся, что пророчество Порсены не просто сотрясение воздуха. Обнаруженная достоверная копия хроники рода Клелиев подтвердит, что после того, как последняя девица в роду Клелиев будет совращена этруском, Рим в одночасье потеряет силу и покорится Вейям.

– О, теперь я, кажется, начинаю понимать! Следовательно, остаётся совратить Клелию и сделать так, чтобы все узнали, что она совращена этруском?

– Именно так, мой государь.

– Я понял! Похоже, мой мальчик, твой гений совсем не дремлет. Ты сможешь сделать так, чтобы римляне поверили фальшивке и ничего не заподозрили?

– Фальшивый документ тайно переправлен в Рим, «случайно» найден Великим понтификом, его искусно ему подложили, и, кажется, римляне поверили.

– Неужели? Ты сделал большое дело, мальчик. Ты начал осуществлять прекрасный план по дезинформации и деморализации врага. Ты знаешь, как в последние месяцы подорожали хлеб и соль, а земли, из-за которых Вейи спорят с Римом более ста лет, как раз богаты неисчерпаемыми соляными копями и плодороднейшими хлебными полями, омываемыми водами несравненного Тибра. Время не ждёт. Под лежачий камень вода не течёт!

– Одновременно я активизируюсь на поле боя.

– В этой жестокой игре, мой мальчик, суждено победить одному народу, другой исчезнет, и ход истории сотрёт память о нём, его язык, в то время как победитель в своей славе прогремит на века. Ты, мой дорогой Филунс, сотрёшь Рим с лица земли, чтобы Рим не сделал то же самое с нами. Благословляю!

Ларс шагнул к богатырю и обнял его за плечи. Богатырь склонил голову. Забрало надёжно скрывало его лицо, но тело говорило достаточно красноречиво. Богатырь вдруг стал похож на смиренного ребёнка, замершего перед строгим, но справедливым отцом.

– Ты дорог мне, мой мальчик. Признаюсь, мне страшно отпускать тебя навстречу многочисленным опасностям, но я знаю твои способности, я воспитал тебя на погибель Риму. Забудь о совести, которая, правда, иногда слишком докучает и даже кусает нас, словно злобный цепной пёс. Все беды от совести! Главное, сделай, что должно. Победа или смерть, а смерть не страшит нас. Боги преисподней ждут нас, готовя сладкие оргии. Там будет всё позволено без глупых ограничений. Вовлеки в наш мёд Клелию, доставь мне римских заложниц и обеспечь своё надёжное присутствие в римской полководческой верхушке. Когда ты подашь сигнал при помощи бронзовых табличек, я мгновенно подниму алчные слои римского плебса против ненавистного римского сената. Опорную базу ты подготовил, так что всё готово для римского восстания. Плебс очень горюч, осталось поджечь. Рим сгорит, охваченный огнём изнутри.

– О, мой повелитель, ради тебя и твоего Великого города я сяду на хребет переменчивой Портунас. Я схвачу за бороду привередливого Лефама. Я сверну горы. Я разложу Рим. Он рухнет, как гнилая хижина.

Озабоченное лицо царя разгладилось, словно он услышал благословение, то ли небес, то ли преисподней, стороннему наблюдателю понять было невозможно, настолько запутанным представлялось мировоззрение царя. В жёстком взгляде Ларса вдруг промелькнуло подобие нежности и доброты.

Ларс снял с груди амулет в виде серебряной статуэтки какого-то строгого глазастого этрусского бога. Царь вдруг крепко взял амулет двумя руками и потянул в стороны. Раздался сухой щелчок. Статуэтка разделилась на две половинки. Ларс протянул богатырю половинку серебряной статуэтки.