Николай Еленевский: Мытари и фарисеи

Как я и предполагал, все пошло тем чередом, который давно устоялся для такого рода мероприятий. Радовало, что генерал Иванников постоянно посматривал на часы. Он снял их с руки и положил перед собой на трибуну. Каждую фразу начинал с чеканного, словно отлитого из металла призыва:

– Товарищи офицеры!

Дальше следовали пропущенные через генеральскую душу слова генерального секретаря компартии товарища Горбачева о том, что обратного пути у нас нет, что только перестройка позволит нам подняться к тем высотам социального благополучия, на которые нацеливает народ наша родная коммунистическая партия.

– Горбачев – наш президент! – Иванников снова громко повторил: – Горбачев – наш президент.

Первые ряды как по команде встали и начали дружно аплодировать и скандировать: «Горбачев – наш президент!» Их поддержали. Довольный Иванников аплодировал вместе со всеми.

– Партия была, есть и будет той силой, которая способна сцементировать наши ряды в единый монолит для претворения в жизнь всех намеченных планов. – Генерал потихоньку входил в ораторский транс. – Особая роль в это время принадлежит армейским коммунистам, которые всегда являли собой образец выполнения партийного и воинского долга.

Каждые новые аплодисменты, инициаторами которых были сидевшие в первом ряду партийные активисты, еще больше подхлестывали генерала. «Да, все, как на автопилоте», – шепнул мне Парамыгин. Сколько бы это продолжалось, не выйди на сцену капитан Ерохин, никто не знал, видимо, до самой посадки генерала в самолет. В руках у Ерохина был графин с водой и стакан. Увидев Ерохина, генерал дружески улыбнулся, отодвинулся чуть в сторону, разрешая установить графин на трибуне в подобающем месте. Парамыгин вдруг нервно оглянулся, зябко потер широкие, крепкие ладони: «Эхма, откуда его черт принес?! Да, покатилася торба с великого горба…»

Я даже не понял, к чему все это было сказано.

Ерохин графин со стаканом почему-то не ставил, а стоял с ними перед трибуной, слегка пошатываясь, казалось, что он и вовсе раскланивался перед генералом.

– Извините, товарищ генерал, извините. Сейчас, один момент, – он попытался налить воды в стакан, но вода упрямо текла мимо, ему на брюки, на пол.

– Да вы не волнуйтесь, товарищ капитан, не волнуйтесь, – Иванников снова улыбнулся офицеру, – ну, вот видите, все в порядке, ставьте, ставьте.

Ерохин поставил графин, а стакан попытался пододвинуть ближе к генералу. Зал замер, наблюдая за всем происходящим. На лбу у подполковника Гаврилова выступила испарина, и он машинально промокал ее белоснежным носовым платком. Дубяйко уперся взглядом в список выступающих, как будто гипнотизировал, у Громова под кожей забегали желваки, но он сохранял каменное выражение.

В зале заволновались. Это подспудно передалось и генералу, искоса наблюдавшему за сидевшими и за Ерохиным:

– Все, все, вы свободны, капитан, идите! – влетело к нам через микрофон. Но наполненный до края граненый стакан вдруг не послушался подрагивавшей капитанской руки, опрокинулся, и зал охнул. Гаврилов схватился за голову, а Дубяйко даже привстал, еще не осознавая до конца, что происходило. Ерохин же, конфузливо извиняясь, ухватился за трибуну, пытаясь рассмотреть, куда попала вода. Только Громов походил на каменного идола.

– Прямо невезение какое-то, товарищ генерал, вы извините, совсем нечаянно… вот, по жизни прямо невезение, – совсем по-детски бубнил Ерохин.

Генерал хмуро зажевал губами, покачал головой так, словно вколачивал в желто-лаковую доску невидимым молотком невидимый гвоздь.

К трибуне уже торопился перепуганный Сорокин…

Плакат упрямо свешивался на одну сторону, и я начал в очередной раз его поправлять, когда в дверь учебного класса постучали:

– Товарищ гвардии подполковник, вас срочно вызывает к себе начальник политотдела! – раскрасневшийся от бега посыльный держал ладонь у краешка панамы, на которой сидела перекошенная на бок красная звездочка с отбитой эмалью.

– Цель вызова?

– Не могу знать, товарищ гвардии подполковник!!

– Не могу знать, не могу знать, а прешь, как танк! – мне не хотелось прерывать только что начатое занятие с молодыми летчиками о пикировании вертолета для точного бомбометания. Еще в Кандагаре опробовал этот метод, разработал его для боевого применения.

– Сообщите дежурному, что вызов получен, я скоро буду. Понятно?

– Так точно, товарищ гвардии подполковник! – солдат лихо повернулся, в окно было видно, как опять бегом заторопился к зданию штаба, до которого от учебного корпуса было с километр.