Вера Гривина: Стрелецкий бунт. Роман

Софье никак не удавалось сосредоточиться на молитве, а лики Спасителя, Богородицы, архангелов и святых почему-то усиливали в ее душе тревогу. Чтобы хоть немного успокоиться, она принялась сосредоточенно разглядывать резьбу на иконостасе, кажущуюся, благодаря удачному наложению красок, фарфоровой и перламутровой. Однако даже этот привычный способ успокоиться на сей раз не помог. Софья с трудом дождалась исповеди и причастия, а когда старенький священник, отец Сергий, пропел благодарственную ектинию, почувствовала облегчение, оттого что служба, наконец, закончилась.

Сразу после трапезы она вернулась в свой кабинет, где стала ждать князя Якова Никитича Одоевского, которому накануне послала записку. Софья его вызвала, а он в ответ пообещал явиться во второй половине дня.

Спустя час царевна забеспокоилась.

«Князь Яков Никитич обычно приходил ко мне сразу же опосля обеденной трапезы. Что же он нынче задерживается? Не в его правилах нарушать обещание».

Как назло, долго не появлялась и посланная за новостями Панька. Когда же она, наконец, вернулась, царевна осыпала ее бранью.

– Куда же ты пропала? – воскликнула Софья, закончив ругаться. – Еще и князь Яков Никитич Одоевский задерживается!

– А князя Яков Никитича не жди, – сказала девка. – Он утек из Кремля опосля того, как его племянник, князь Василий Федорович, назвал боярина Ивана Кирилловича Нарышкина «собакой» да еще и в рыло дал брату царицы.

– И впрямь дал? – удивилась царевна.

– Вот те крест!

Софья почувствовала удовлетворение: нашелся хоть один человек, не побоявшийся проучить самого заносчивого из братьев Натальи Кирилловны. Но с другой стороны поступок князя Василия Федоровича не мог не отразиться на судьбе его родичей. Наверняка теперь всем князьям Одоевским, включая Якова Никитича, будет заказан путь в царские палаты. Значит, у Софьи еще ограничится связь с внешним миром.

«Прочие-то бояре шарахаются от меня, как от зачумленной».

– А я с Андрюхой своим повидалась, – сообщила вдруг Панька.

– Его же не должно быть в Кремле?

– Он подменил захворавшего Митьку Данилова.

– То-то тебя так долго не было, – усмехнулась царевна. – Ну, и есть мне польза от твоего любезничания с дружком?

Девка кивнула и оглянулась на дверь. Софья поняла ее: среди слуг царевен наверняка были и такие, которые за плату шпионили для Нарышкиных.

– Проверь, не слышат ли нас, – велела Софья.

Панька выглянула в сени и, убедившись, что там никого нет, приблизилась к своей госпоже.

– Смута в стрелецких слободах, – заговорила она почти шепотом. – Служивые толкуют меж собой, что бояре закон нарушили. Мол, Иван Алексеевич в тех летах, в коих самому можно царствовать, а Петр Алексеевич еще мал, и вместо него править будут неправедные бояре. У стрельцов и иного московского люда много обид на бояр накопилось, покуда покойный царь хворал. А еще по Москве ходят слухи, будто бы бояре зельем извели государя нашего благоверного, Федора Алексеевича. Уж так служивые шумят, уж так волнуются!

– Чай, не впервой они шумят и волнуются. Матвеев найдет на них управу.

– Коли успеет – продолжила Панька. – Андрюха сказывает, что стрельцы собираются явиться в Кремль, дабы спросить с бояр за беззаконие.

Царевна всплеснула руками.

– Неужто они сами на такое решились?

– Не совсем сами… – замялась девка.

– Не вздумай от меня чего-либо утаить, – прошипела Софья.

Панька виновато опустила голову.

– Мне Андрюха побожиться велел, что я никому не…

– А я велю тебе все говорить, – опять прервала ее царевна. – И ты должна слушаться меня, а не дружка. Придется тебе свою божбу нарушить: чай, не впервой.

Вздохнув, девка прошептала:

– Стрельцов к бунту подбивают люди, посланные боярином Милославским. Он и князь Иван Андреевич Хованский хотят посадить на царство Ивана Алексеевича.

– Князь Хованский? – удивилась Софья. – Неужто Иван Михайлович связался с ним?

Князя Ивана Андреевича Хованского она видела всего несколько раз мельком, потому что он, хотя и имел чин боярина, не входил в число лиц, которых допускали к царевнам, чему причиной была его прежняя развратная жизнь. О нем ходили самые нелицеприятные слухи, а общее отношение к нему выражалось в его прозвище «Татаруй»: то есть болтун. Когда-то, будучи воеводой, он сумел одержать несколько важных побед над поляками, что, впрочем, не помешало царю Алексею Михайловичу написать ему однажды: «Я тебя взыскал и выбрал на службу, а то тебя всякий называл дураком».