Андрей Козлов: Тревожная служба. Военные мемуары

Требование современной воинской жизни, друзья мои, – ни одного дня без учебы в обстановке, приближенной к боевой! Помните: тот, кто стоит на месте, идет назад. Назад! – повторил Пьянков, повысив голос. – Понимаете? Умейте сами и научите подчиненных ползать по-пластунски, окапываться. Умейте сами и научите подчиненных владеть штыком и прикладом, метко стрелять из всех видов табельного оружия, метать гранаты. В будущей войне, а она, думается мне, не за горами, героем будет тот, кто отважен и всесторонне подготовлен в военном отношении.

«Война, думается мне, не за горами…» Эти слова комиссара встревожили. Но я тут же подумал: «Красная Армия дважды всыпала японским милитаристам. Поставила на свое место маннергеймовцев. Не может быть, чтобы это не отрезвило немцев!»

Комиссар поднялся и, заложив руки за спину, стал расхаживать по комнате.

– Все вы были в отряде особого назначения, – начал он после минутного молчания. – Я понимаю, вам немножко не по себе: и воевали будто, и не воевали, в тяжелейших условиях прошли на лыжах двести километров по лесам Карелии, а настоящего боя так и не увидели. Верно я говорю?

– Верно, товарищ батальонный комиссар! – за всех нас ответил Антипин.

– А вам такая задача и была поставлена! – Пьянков сжал кулак и легонько ударил им по столу. – Вы были резервом. Вы и другие такие же отряды. «Зачем? На случай чего?» – спросите вы. Отвечу. Наши войска не сразу поняли, что это такое – линия Маннергейма, с чем ее едят. А пока разбирались, пока прикидывали, где и как ее лучше прорвать, капиталистические страны – одни открыто, другие тайно – в самых широких размерах готовили помощь Финляндии. Англичане даже экспедиционный корпус на суда посадили. Стремительное наступление Красной Армии расстроило эти коварные планы. Рюти, Таннер, другие финские заправилы, раздумывая над картой боевых действий, поняли, что советские войска вот-вот окажутся в Хельсинки, и запросили пардону. Мы не возражали. Пожалуйста. Безопасность Ленинграда обеспечена. А так называемое жизненное пространство, не в пример некоторым странам, нам ни к чему.

На прощание комиссар сказал:

– Еще раз прошу: не забывайте о политическом обеспечении службы и учебы. Помните: за политическое воспитание подчиненных спрос прежде всего с вас. Не считайте, пожалуйста, что это дело только политрука. Если командир не может провести политические занятия, политинформацию, беседу, прочитать лекцию, выступить с докладом, если не может ободрить, воодушевить людей страстным словом, какой же он после этого командир!..

* * *

До острова Койвисто нам дали провожатого. Лед был надежным, если не считать множества уже затянувшихся воронок от снарядов и бомб. Дошли быстро.

Первый, кого я увидел в штабе комендатуры, был политрук Иван Никитович Орешков. Мы обнялись.

– Андрей, снова вместе! – объявил Орешков. – Я назначен к тебе на заставу.

Мы обнялись еще раз. Для меня это сообщение было большой радостью.

Орешкова тоже досрочно выпустили из Петергофского пограничного военно-политического училища и направили в отряд особого назначения НКВД. Так стал он политруком пулеметного взвода, которым командовал я. Мы подружились. Иван Никитович никогда не унывал, и это мне нравилось в нем больше всего. Бывало, прищурится, улыбнется одними глазами и начнет рассказывать – все слушают его как завороженные. Пограничники тянулись к нему, как иззябшие люди к ярко пылающему костру. Был он щедр душой, отважен и смел, любая работа в его руках спорилась.

Получилось так, что в Соф-пороге наши с Орешковым пути разошлись. Мы погоревали и, делать нечего, распрощались.

– То мы только пели: «На запад поедет один из вас, на Дальний Восток другой…» – горько пошутил Орешков, – а теперь и в самом деле разъезжаемся. Встретимся ля?

И вот встреча состоялась.

– Личный состав заставы видел? – спросил я Ивана Никитовича.

– Отличные ребята! – с гордостью отозвался Орешков о пограничниках. Такие же, какие были у нас во взводе. Многие служат по пятому году. (Старослужащим так и не удалось демобилизоваться – помешала война. – А. К.) Любой из них, если потребуется, может заменить нас с тобой. Меня особенно радует то, что и коммунисты есть. На заставе будет полнокровная партийная организация!..

«Подчиненные у меня коммунисты, а сам я – комсомолец, – мелькнуло в голове. – Несоответствие получается! Пора и мне готовиться для вступления в партию – это ведь заветная мечта…»